Проводив тоскливым взглядом упорхнувшую за грибами стайку дворовых девок, Аксинья вернулась к работе. Старательно накладывая стежки, она вполуха слушала бормотание няньки о том, что ещё следует нашить для приданого, и молча хмурилась. Конечно, боярышня думала о замужестве и, как любая другая девушка, мечтала о любви: «Да где ж её взять то, если сижу словно птичка в клетке? – мысленно ворчала Аксинья. Отложив рукоделие, она подхватила зеркальце. - Вот если бы этот ирод не оставил мне синяк, Агафья ничего бы не узнала, - разглядывая себя, подумала девушка, не понимая, почему образ черноглазого воина не отпускает и заставляет сердечко учащённо биться. - Глядишь, и не стала бы нянька так лютовать. А то шагу за ворота не даёт сделать, - Аксинья обиженно поджала губы.
Но даже когда напоминание о случайной встрече сошло с лица, боярышня не могла избавиться от воспоминаний о бравом парне. Стоило во дворе раздаться конному топоту, как она бросалась к окну, и всякий раз разочаровано вздыхала, убедившись, что прибыл вовсе не её нечаянный знакомец.
Наконец, на Воскресение Господне нянька смилостивилась и разрешила подопечной посетить праздничную службу. Никогда раньше Аксинья так не радовалась возможности пойти в церковь, как после длительного домашнего заключения.
Облачившись соответственно случаю в шёлковый сарафан и расшитый серебром летник, девушка выбрала самый нарядный венчик с жемчужным очельем и в сопровождении Агафьи и крёстного поспешила на службу.
Рассеянно слушая священника, Аксинья то и дело косилась по сторонам, но, к её сожалению, знакомого молодца в храме не оказалось. «Напрасно наряжалась», - вздохнув, подумала она, злясь на себя и не зная, как исподволь узнать об опричнике. Напрямую расспрашивать крёстного о некоем Алексее Борисовиче девушка не решалась. Наверняка, её интерес к незнакомому мужчине покажется подозрительным и неприличным.
По окончании службы боярышня направилась к кануну - поставить свечки усопшим родителям. Задумчиво взирая на икону, девушка перекрестилась и, поглощённая печальными размышлениями, не обратила внимания на стоящего неподалёку человека. Оправив кафтан синего заморского атласа, боярин гоголем выпятил грудь, а если быть точнее – приличный живот, подвязанный широким, расшитым серебром поясом. Холёные руки со множеством сверкающих перстней говорили, что их обладатель не особо утруждает себя военными занятиями, а, скорее, имеет тягу к служению в приказе или застольным делам. Из-под старательно зачёсанных назад рыжеватых волос проглядывала проплешина, а более тёмная борода, не скрывала полных губ. Лицо мужчины в целом выглядело приятным и добродушным, но в глубоко посажанных серых глазах проскальзывало лукавство хитрого лиса.
Скрипнув кожаной подошвой красных сапог, боярин мягко подошёл к кануну. Поставив свою свечку рядом со свечой боярышни, он больше смотрел не на святые образа, а на девушку. Бездумно скользнув по незнакомцу глазами, Аксинья ещё раз перекрестилась и направилась из храма, тут же подхваченная под руку нянькой.
Человек проводил боярышню долгим взглядом и поспешил к Воротынскому.
- Михаил Иванович, моё почтение, - боярин слащаво улыбнулся.
- Здрав будь, Захар Акимович, - отозвался воевода и обеспокоенно нахмурился. – Неужто с обозом что приключилось?
- Не тревожься, князь! Всё в целости. Провианта в достатке, и оружия государь дополнительно выделил - поспешил успокоить обозничий и неловко замолчал. Огладив бороду, он указал глазами на Аксинью. – Надо-же, как быстро крестница твоя выросла. Прямо лебедь белая… Невеста...
