В пейзаже языка - страница 5

влюбился он в гуигнгнмиху? Грешит

он с ней привычно лишь одним умом?

К дискуссиям влечет или не только…

Однако мы поперли напролом,

забыв, что век нездешний, и поскольку

ему так далеко до простоты

разгула обнаженки без предела —

там с женщинами швах: пока до тела

дорвешься… И, скатившись на посты,

наш Гулливер с холодной головой

(на трезвый ум надежды как-то больше),

в Японию бегом, и Дойчленд с Польшей

его не привлекли и даже строй

империй двух восточных. Словно гриф,

он обозрел маршрут свой без пристрастья

и понял, что везде один мотив

общественный и дело не во власти.

Все в людях, с кем и внешние, и внутри

мы схожи, хоть и разнимся в деталях,

а в остальном же, как ни посмотри,

не так уж сильно развели нас дали:

у йеху и гуигнгнмов разных стран,

не важно где – в Блефуску ли, Лапуту —

ты будешь лилипут у великан,

хоть великаном слыл у лилипутов.

С тем он домой – а что б хоть полчаса

у нас в застое, где в загоне разум…

Но, видимо, решил: уж лучше сразу

сбежать, не поддаваясь чудесам,

что принял околпаченный народ,

послушный завирательным идеям…

Но вера в человека не умрет

со Свифтом, как и с тем святым евреем,

который звал брататься по-людски,

о ком наш Гулливер хотя бы словом…

В наивном детстве мы на все готовы

родительской остраске вопреки.

И коль взамен полетов – бытие,

которого мечты нам не прощают,

то хочется отплыть хоть в этом мае

в те страны, где казенное вранье

поменьше чуть. Пока душа жива

среди рациональных маловеров,

что сдвинулась от Крузо к Гулливеру,

открывшего нам эти острова,

и Просвещенье брать пора всерьез,

не время просто так играть словами.

При каждом путешествии вопрос

всего один – а что за островами?

Вот тут и многоточье… Джонатан —

писатель, не оракул, не философ,

кому ответ, считай, от бога дан.

Искусство ж – это в общем-то вопросы

ребячьи, это в общем-то язык,

которому аукнется пространство,

и потому не вырваться из странствий

детгизовских… Он тоже не привык,

как и Рабле, молить священный лик,

бессмысленно креститься против бури,

что все свирепей. Обнажая стык

вчерашней ли, сегодняшней ли дури,

итожа, что всем нам пошло не впрок,

и будто бы присутствуя при этом,

заканчивает тамошний поток

бодяги современнейшим памфлетом.

Пока огонь познанья не потух,

и нам не упустить его открытий:

пусть разум позаботится о быте,

а не-разумье выпестует дух

не показной церковный ли, советский,

к которому ее толкает страж

закона, осторожный цензор наш,

крамольный том в разряд засунув детский.

Хоть в этом тоже символ: все – с детей,

начала и концы… Когда исчезнут

не детские забавы, канут в бездну

отмазки наши ж вроде «ешь-потей»,

уйдет и тяга к бестолковым войнам,

борьба за власть и классовая чушь,

тогда и Гулливер придет к спокойной

мещанской яви, вновь отец и муж.

В преддверии мартовских ид

(виртуальный спор двух знаменитых современников)

Нет, чтоб тебе угодить, не забочусь я вовсе, о, Цезарь!
Знать не хочу я совсем, черен ли ты или бел.
Валерий Катулл

1. Аргументы Цезаря

Рим припудрился, оттаивает Рим

от недавнего кровавого испуга…

Что ж, Катулл, давай, дружок, поговорим,

хотя ты никак не хочешь стать мне другом.

Ход событий не бывает повторим

буква в букву, знаю лучше: я постарше

и поопытней. Давай поговорим,

а охранников сгоню и секретаршу.

Посидим хоть вечерок наедине,

выпьем кипрского с закускою простою.

Что, приятель, не даешь покоя мне

эпиграммами блошиными. Не скрою,

что забочусь о стабильности в стране,

Назад Вперед

В пейзаже языка - страница 5

Похожие книги