Она почувствовала, как ноги подкашиваются, как волна паники и бессилия готова накрыть с головой. Она прислонилась к холодной стойке, закрыв глаза. Перед веками встали пустые глаза Лены, механические движения Келлера, синхронный шаг охранников… Такой же, как скоро буду я?
Вдруг она почувствовала тепло. Грубое, неожиданное. Рой стоял перед ней. Он не обнимал ее. Не пытался утешить словами, которых не было. Он просто… взял ее руку. Его пальцы – длинные, нервные, обычно порхавшие по клавиатурам – обхватили ее ладонь. Крепко. Почти до боли. Его рука была горячей и… дрожала. Не от страха. От сдерживаемой ярости. От усилия не поддаться панике. От усилия быть здесь.
Это был жест. Жест солидарности. Последнего союзника в осажденной крепости. Жест, говорящий: Ты не одна. Я тоже здесь. Вместе в этом аду.
Юля не отдернула руку. Напротив, ее пальцы сжались в ответ. Холод отчаяния внутри на мгновение отступил перед этим грубым, неловким, но человеческим теплом. Их взгляды встретились. Никаких слов. Никаких уверений. Только общий, неподдельный ужас. И общая, хрупкая решимость не сдаваться. Не сейчас. Не пока они дышат и чувствуют.
Рой не отпускал ее руку. Дольше, чем требовалось для простого жеста поддержки. Дольше, чем было «нужно». Его взгляд, обычно такой острый и насмешливый, был теперь открытым – в нем читалась та же потерянность, та же потребность в якоре, что и у нее. Эта вынужденная близость в подземной могиле перешла грань. Теперь они были связаны не только общей угрозой снаружи, но и общим врагом внутри. Эта связь была страшной, отравленной, но она была единственной реальностью в рушащемся мире.
Наконец, он отвел взгляд, резко, почти смущенно, и ослабил хватку, но не отпустил до конца. «Значит… – его голос был хриплым, – …борьба начинается дома. Прямо сейчас.» Он кивнул на их соединенные руки, на ее подрагивающий палец, на свою собственную скрытую дрожь. «Он здесь. Значит, мы бьем здесь. Пока можем.»
Юля кивнула, сжимая его пальцы в ответ. Страх никуда не делся. «Паразит» тихо шевелился под их кожей, в их мыслях. Но в этом прикосновении, в этой немой клятве сопротивляться до конца, рождалось нечто новое. Не просто союз по необходимости. Глубже. Темнее. Сильнее. Они были двумя последними островками человечности в океане надвигающегося безумия, и они цеплялись друг за друга не только ради выживания, но и ради того, чтобы помнить, что значит чувствовать. Даже если это чувство было леденящим ужасом и горькой солидарностью обреченных.
Борьба за свой разум только началась. И цена поражения была хуже смерти.
Часть 2: Архитекторы Пустоты
Воздух в «Цифровом Саркофаге» больше не пах озоном и пылью. Он пропитался страхом. Тонким, едким, как запах перегретой платы перед коротким замыканием. Страхом, который не витал в воздухе, а жил внутри них, пульсируя в такт невидимым импульсам под кожей висков.
С тех пор, как осознание заражения обрушилось на них как бетонная плита, каждый момент стал полем боя. Не снаружи – там ждали Проводники, дроны и нависший в космосе Монумент. Битва бушевала внутри. В тишине нейронных связей, в бессознательных движениях пальцев, в самой структуре их мыслей.
«Протокол Альфа: Ментальный Якорь. Время – 08:00.» Юля стояла посреди бункера, спиной к мерцающим светодиодам, глаза закрыты. Ее голос звучал слишком громко в гулкой тишине, слишком ровно, как будто она зачитывала инструкцию по применению смертельно опасного прибора. «Фокус на сенсорном воспоминании. Цель – активировать лимбическую систему. Противостоять аффективному уплощению.»
