Она глубоко вдохнула, пытаясь пробиться сквозь холодную пелену, которую «Паразит» набрасывал на ее эмоции. Кофе. Утро. Клиника «НейроСкан» до «Омега». Не озон. Настоящий кофе, горький, обжигающий губы. Звук смеха медсестры Лиза за дверью. Глупый анекдот про нейрохирурга и робота-уборщика. Жар стыда, когда она поняла, что смеется слишком громко. И… тепло. Просто тепло от кружки в руках. Человеческое, неэффективное тепло.
Слева раздался резкий, прерывистый вдох. Рой сидел на ящике, сгорбившись, его пальцы судорожно сжимали края сиденья. Его «Якорь» был другим. Первый взлом. Школьный сервер. Адреналин, сладкий и острый, как лезвие. Страх быть пойманным, смешанный с восторгом от открывшейся цифровой бездны. Запах перегретого процессора его старого ноутбука. Жар на щеках. И… бессильная ярость отца, когда того вызвали к директору. Не разочарование. Ярость. Живая, неоптимизированная ярость.
«Держись, Рой,» – прошептала Юля, не открывая глаз, чувствуя, как ее собственный образ кофе тает под натиском четкой схемы расположения серверных стоек в ГКЦ «АйСистемс», всплывшей в сознании без спроса.
«Не мешай…» – прошипел он сквозь зубы. Потом резко встал. «Не работает. Или… работает хуже с каждым разом. Как будто он учится блокировать каналы доступа к этим… шумным воспоминаниям.» Он прошелся по бункеру, его шаги были нервными, резкими. Мизинец левой руки дергался, будто нажимая невидимую клавишу.
«Протокол Бета: Физический Стимул,» – объявила Юля, отбрасывая неудачу с «Якорем». Она подошла к импровизированному умывальнику – ведру с ледяной водой, набранной из древнего конденсатора. Без колебаний сунула руки по локоть в ледяную жижу. Боль ударила как электрошокер. Острая, чистая, неоспоримая. Ледяные иглы впились в кожу, перекрывая все остальные сигналы – и навязчивое подергивание пальцев, и геометрические паттерны, лезущие в сознание. Она застонала, но не вытащила рук. Боль была их оружием. Грубым, жестоким, но эффективным.
Рой наблюдал, его лицо исказилось в подобии улыбки – без юмора, только признание необходимости. Он достал из кармана зажигалку, дешевую пластиковую. Щелкнул. Маленькое желтое пламя задрожало в полумраке. Не глядя, он поднес пламя к внутренней стороне предплечья, туда, где кожа была тоньше. Запахло паленой кожей и синтетикой. Он не застонал. Только резко сжал челюсти, его глаза на мгновение потеряли фокус, затуманившись чисто физиологической болью. Потом отвел зажигалку. На коже осталось маленькое, четкое красное пятно. «Шум, – хрипло пояснил он. – Громкий, неприятный шум в системе. На время глушит шепоток Архитектора.»
Они не говорили о том, что каждый такой «Протокол Бета» оставляет след. Не только на коже. В душе. Каждый раз, причиняя себе боль, чтобы остаться собой, они отдавали крошечный кусочек человечности тому, что сидело внутри. Но выбор был прост: контролируемая боль сейчас или полная утрата «Я» позже.
«Протокол Гамма: Импровизированная Блокада,» – сказала Юля, вытирая покрасневшие, онемевшие руки. Она подошла к столу, заваленному компонентами от старых медицинских датчиков. Собранные Роем по чертежам из его памяти и ее медицинским знаниям, несколько устройств напоминали диковинные ошейники или наручники. «Нейроингибиторный модуль. Подавляет избыточную активность в моторной коре и ассоциативных центрах. Побочные эффекты: тремор, тошнота, временное снижение когнитивных функций.»
