— Подписано семью старейшинами, — медленно договорил и обратил пристальный взгляд на меня. — Что скажешь, Аса?
Я смотрела на черный герб волка, оттиснутый на бумаге, и ошеломленно молчала.
«Что скажу?! Что скажу?!»
Лицо точно пошло пятнами.
— Да врут они, бэр! — выпалила. — Врут как дышат! Это неправда все! Точнее... я была там, да. Случайно перешла границу, не специально, не поглядела! Но корни с их территории я не забирала! Ни одного!
— А нож? — молвил Дарун, который все это время истуканом стоял рядом с главой.
Заколебалась.
— Нож оставила, — признала, после паузы. — Но корни не брала, нет! Я же не спятила, чтобы у Волков красть! Я туда только пришла, как они меня прогнали. Больше не возвращалась! Могу кровью поклясться!
Смотритель презрительно хмыкнул, явно не веря моим словам. Митрин тяжело вздохнул и, наконец, посмотрел мне в глаза из-под грузно нависших век.
— Аса. Я тебя понимаю, ты ж не деньги крала, а корни добывала для лечения... Лично я все понимаю, не осуждаю, но сделать ничего не могу. Тебе придется отправиться к ним. Там можешь клясться как угодно. Официальный вызов имеется! — он потряс в воздухе листом. — Теперь Волкам надо доказывать, не мне.
Холодея, я вскочила.
— Не пойду я к ним, бэр! — от несправедливости я пнула стул и он со скрипом отодвинулся на шаг.
— Ты мне тут не скалься! Не пойдешь сама, поведем силой! — повысил голос Дарун, делая шаг ко мне. — Границу же ты нарушила?
— Случайно!
— Этого достаточно! Мы не можем тебя не отдать! Свидетели, запах, улика... пропажа! Нечего тут рассусоливать, все решено! — безжалостно вывел он.
— Да как же...
— Они правы, — хмурясь молвил Митрин, разом легко перебивая и мой голос, и голос Даруна. — Закон на их стороне, тебе придется ответить! Не отдам — уже мне голову вон, Аса! — он растопырил два пальца около толстой шеи и все его крупное лицо побагровело. — Не могу я великородным сопротивляться.
Я тяжело опустилась назад на стул. Ноги не держали.
— Что они со мной сделают? — прошептала. Голос резко сменился на сипящий. Митрин глянул на Даруна. Тот прижал подбородок к груди и долго подумал.
В управе наступила тишина, в которой что-то звенело. Кажется, это звенело внутри меня.
То дрожь.
— От тебя зависит, — заключил смотритель. — Ты повинись, по-женски разжалобь их, не серди... Тогда малой кровью отделаешься.
«Малой кровью?!»
— На рассвете отведу тебя к границе, — добавил он, как будто мне этого всего было мало. — Бежать не вздумай.
***
Камешек в окошко звонко звякнул об стекло, отвлекая меня от грустных мыслей.
Я уже и посердилась, и поплакала, и обсудила все с матушкой. Как ни крутили, выходило, что идти мне к Волкам за несправедливым наказанием. Не убежать от Волков, выследят. Да и куда? В лес? Эти найдут, где угодно...
Непонятно было только, кто на меня донес. Те двое, наверное, и донесли...
Тогда зачем отпустили?
И кто выкопал корни? Сами Волки или кто другой?
Непонятным было многое.
Я думала, что эускариот раздобыл тот чужак, а то и сами Волки, и все на меня свалили. Матушка горестно вздыхала и говорила, что такова воля Порядка.
— Аска! Аска! — тихий голос Олова за окном вызывал меня на улицу, как в детские годы.
Закутавшись в платок, вышла к нему. На небе уже зажглись звезды, дул прохладный ветер. Село погрузилось в уютную дрему. Олов ждал меня, сидя на крыльце.
— Чего ты? — вполголоса спросила вместо приветствия, присаживаясь рядом. — Бальзама надо матушке? Как она?
