– Да как, у Бирта в гостях же, – ответил гном. – Он же ему так же должен остался, как я.
– Мальрис что, тоже контрабандой занимался?! – опешила я.
– Нет, – засмеялся гном, – он охотился в лесу, да и не заметил, как в Блуждающий попал. Про рощи каштановые-то ты знаешь, рассказывал тебе батька про них?
– Рассказывал! И строго настрого запрещал к ним приближаться! Говорил – сожрут.
– И правильно, потому как магические они очень. А Мальрис-то в пылу погони и не заметил, как его олень туда увёл. А как понял, что попался, так и встал как вкопанный. И ни оленя, ни птички, ни звука даже. Да ты знаешь, какие они, каштаны те клятые.
Гном махнул рукой и продолжил:
– Блуждал он там до самого вечера да так и не вышел. Рассказывал, что струхнул тогда сильно. Это ж где это видано? Эльфу молодому по такой глупости почить? Тута даже мечом себя заколоть – позорище, потому как по дурости попался. Рассказывал мне: «Встал на закат лицом, поклонился и Ситоргу молитву вознёс». Ну, как эльфы делают, ежели чего не так? Сразу к богам, как к мамке под юбку! Чтоб, мол, избавил от смерти глупой, просить стал.
Зурб посторонился с середины дороги, пропуская телегу с капустой. Оглянулся на спящего Эстэриола и усмехнулся:
– Слышь? Повизгивает во сне, видать чего интересное снится.
Я хихикнула, а гном продолжил рассказ:
– Ситорг-то в тех краях не заведует, это уж потом ему Бирт рассказал. Но молитву его услышали. Пришёл к нему олень. Тот же, на которого он охотился, представляешь – экий дурень? Да хотя там-то, может, и не дурень. Рог ему, значится, протянул и так вывел из рощи. А там его уже Бирт поджидал. Накормил, напоил, спать уложил, а наутро Маль дал ему слово, что по первому зову приедет, где бы он ни был, и сделает всё, что ему прикажут. Ну, как и я, только словами покрасивше.
Я знала, как умеет Мальрис. Сейчас, слушая историю, даже будто голос его слышала. Негромкий, мягкий, певучий. Какие же разные бывают эльфы! Может, от возраста зависит, но мне казалось, что Итэрель вообще другой расы – так они отличались! А у Эстэриола от эльфа вообще мало чего было. Худоба, щёки почти девичьи с тонкой, едва видимой золотистой щетиной и любовь к знаниям. Хотя, уверена, Мальрису он бы понравился!
Зурб упихнул в карман давно забытую трубку и продолжил:
– Так вот и встретились мы с ним, когда нас Бирт обоих позвал. Пришли одновременно к опушке. Лес вашенский тогда на юге рос, у Мраморной Цепи. Как будто боги столкнули! А пока пробирались по тропинке – разговорились. Бирт нас встретил, за стол усадил, про жизнь нашу расспрашивал, а о деле не заговаривал. Я уж было занервничал. И так ведь неясно, чего надо-то? А что должен отработать знаешь, а тут ещё молчит да разговоры разговаривает, будто мы сами в гости напросились, а он нас развлекает, хозяин добродушный. Я к вечеру гляжу: а по двору мальчишка в телогрейке за козами носится. Совсем ещё маленький. Неужто, думаю, у старика Бирта внучок родился? А он паренька-то со двора позвал, а это ты оказалась. Совсем ещё мелкая была. Сама-то не помнишь, наверное?
– Помню! – обрадовалась я. – Ты мне ещё тогда таким страшным показался! Одна борода, а лица не видно.
Гном засмеялся так, что я испугалась, что мы разбудим Эстэриола, но тот ехал, кивая головой в такт шагам Ниамо, не-то попискивая во сне, не то ветры по-тихому пуская.
