Тарас
жмется ко мне сильнее.
—
Я хочу домой.
—
Скоро поедем.
—
К папе?
—
К папе чуть позже.
К
нам подбегает Надин и начинает бурно лепетать извинения на ломанном русском за
то, что проглядела Тараса. Я наклоняюсь, целую сынишку в лоб, и Надин уводит
его, сообразив, чем можно отвлечь неугомонного подопечного: рассказом о детской
площадке неподалеку. К счастью он еще слишком мал, чтобы печалиться в полной мере
из-за потери любимой бабушки.
Мой
взгляд притягивает изумленное выражение лица Антона. Мягко сказано, на самом
деле, что он в шоке. Яркая эмоция, исказившая красивое, мужественное лицо сводного
брата, не поддается описанию. Нечто на стыке недоумения, ужасного уныния и трагического
разочарования.
Как
бы там ни было, а Курковы взрослеют красиво. Чем старше они становятся, тем нестерпимее
желание созерцать их, разглядывая каждую черточку, каждую морщинку. С каждым
поколением обладатели беспроигрышного генофонда лишь краше.
Внешне
Антон бесспорно изменился. Стал еще крупнее, крепче, выносливее. Безупречное атлетическое
тело статного исполина обернуто в черный костюм, галстук свободно висит на шее.
Натурщик мечты для многих скульпторов.
—
У тебя… и ребенок есть, — над его пронзительно-голубыми глазами выразительно сдвигаются
в кучу широкие брови.
—
Как видишь, — спокойно соглашаюсь я.
Он
слегка всклочивает темно-каштановые волосы и с тяжелым задумчивым видом
проводит рукой по квадратному, напряженному подбородку.
—
Сколько ему?
—
Исполнится шесть в мае.
Антон
выдерживает многозначительную паузу, возводит взор к потолку и микроскопически
шевелит ртом, быстро загибая пальцы на руках. Господи, он что, пытается
произвести расчет и понять, его ли сын Тарас?
Ощутив
на щеках тепло зарождающегося румянца, я приглушенным голосом спешу развеять
его подозрения:
—
Тарас не твой.
И
стремительно опускаю ресницы, пряча стыдливый взор за внезапным проявлением любопытства
к закругленной форме мысков туфель. Воспоминания о марокканском приключении под
названием «сгори от страсти с Антоном Курковым или выберись живой без него» волной
бурлящего, лютого пламени проносится по всему телу.
Я
выбрала второе, поэтому до сих пор не сгинула в бурной, беспроглядной пучине
его сумасшедшего темперамента и несносного характера.
—
А чей? — Курков в своей исключительной манере задает совершенно бестактный и
бестолковый вопрос.
—
Мужа, конечно же, — я высоко вздергиваю подбородок, демонстрируя, насколько
оскорбительны сомнения Антона.
—
Ты уверена?
—
За кого ты меня принимаешь? — понижаю голос до шипения и стискиваю кулаки, с
помощью зрительного свербежа обрушивая на Антона всю силу охватившей меня немилости.
— В последнюю очередь я бы хотела заниматься обсуждением данного вопроса на
похоронах мамы. Нашел для этого подходящее время и место…
На
его скулах вздуваются желваки. Я все еще не убедительно изъясняюсь? О, боже. Сколько
лет прошло, а Курков так и не научился хоть иногда прислушиваться к другим для
разнообразия.
Я
не считаю нужным продолжать разговор, поэтому молча разворачиваюсь и ухожу.
Тарас
точно не ребенок Антона. Я в этом безгранично уверена. Даю голову на отсечение.
Потому
что мальчик и мне не родной.
Тарас
сын Давида, моего мужа, и какой-то взбалмошной психопатки, в один прекрасный
день решившей, что ей больше не нужен сын. Она заявилась на порог дома Давида с
громогласным заявлением о наличии у них общего ребенка, и что воспитывать его не
в состоянии. Наигралась в мать и бросила ни в чем неповинное дитя на произвол
судьбы. Мерзавка. Встретила бы ее лично — задушила бы собственными руками.
