Я
чувствую ее.
Медленно
отвожу голову влево и перефокусирую взгляд с профиля отца на ту, что занозой в
сердце продолжает существовать во мне.
Таращусь
на Ташу Ибрагимову, превратившись в неподвижное изваяние. Меня окутывает
парализующим, незримым облаком. Я будто в глубоком трансе, а она — моя нирвана.
Таша
не смотрит в мою сторону: только вперед, на гроб, который сотрудники бюро
устанавливают на мраморный пьедестал.
—
Рад, что ты успела, малышка, — шепчет ей отец.
Таша
кивает, сжав рот в тонкую полоску, и они крепко берутся за руки. Ее аккуратный,
мягкий подбородок дрожит, губы непослушно раскрываются, выпуская страдальческие
вздохи.
Невыносимое
зрелище.
Начинается
церемония. Первым прощальную речь произносит отец, после него еще несколько
человек: близкая подруга, парочка знакомых, дальняя родственница. Завершает
цепочку выступлений Таша. Как полагается, она составила безупречный монолог на
листке, однако бумажкой не воспользовалась ни разу. Зазубрила все вплоть до
расстановки последней паузы.
Держится
молодцом. Я поражен ее стойкостью.
Красивая.
Проклятье,
какая же она красивая. Даже с заплаканным лицом, опухшими глазами и залегшими
темными кругами под ними. Черное элегантное платье подчеркивает стройный
силуэт. Длинные волосы, повязанные черной лентой, переливаются и струятся
золотом. От нее невозможно отлипнуть. Магнитит со страшной силой.
Спустя
столько лет.
До
сих пор необратимо влечет.
Я
наблюдаю за Ташей со стороны и не рвусь попасть в число счастливчиков, которым
доводится сжать ее худое, изящное плечо, притянуть к себе для объятий и
выразить соболезнования. Хочется? Не иначе. Но я стараюсь оттянуть момент
столкновения, потому что не уверен, что произойдет, когда мы встретимся лицом к
лицу. Раньше бы рванул вперед, не задумываясь ни о чем, особенно о чувствах
Таши.
После
кладбища мы возвращаемся в похоронное бюро, чтобы завершить церемонию
поминальной трапезой. Таша больше не плачет, она строго контролирует процесс
подачи еды и старается сделать все, чтобы люди чувствовали комфорт, насколько
это возможно в данной ситуации. В ущерб собственной скорби, которую она глушит
бледными, ненатуральными улыбками, идет от столика к столику.
И
доходит до моего.
Я
мигом поднимаюсь со стула, возвышаясь рядом с ней.
—
Здравствуй, Антон, — Таша Ибрагимова едва-едва приподнимает уголок рта в робкой
приветливой улыбке.
Я
изумленно моргаю и пытаюсь незаметно ущипнуть себя за кожу. Не почудилось? Она
заговорила со мной. Знаю, с последней нашей встречи много воды утекло. А
разошлись мы бурно… Можно сказать, виделись целую жизнь назад, но помню я все в
малейших деталях, точно случилось накануне.
Теперь
мы другие люди.
Возможно,
она сумела меня простить?
Губу закатай,
Курков.
—
Привет, — порывисто хватая ртом воздух, произношу я сипловато, словно
простужен.
Я
избегал все, что с ней связано. Высекал мысль за мыслью, эмоцию за эмоцией.
Целых. Семь. Лет. Думал, что справился с неизлечимой, больной, разрушительной
тягой к ней. Сейчас, глядя на привлекательную девушку перед собой, я точно
знаю, что все мои старания мчатся полным ходом коту под хвост.
Ничего
не прошло.
Ничего
не забыто.
—
Как твои дела? — обходительно интересуется моя сводная.
Серьезно,
Ибрагимова? На похоронах матери будешь расспрашивать своего агрессора о том,
как ему живется?
