Мария не кричала, не голосила, не жаловалась… Охнув от боли и защищая грудь руками, она сглатывала слезы, вытирая глаза тыльной стороной ладони и предплечьем.
Муж никогда не наносил удара дважды. Зато каскад живописных слов вперемежку с плевками продолжался долго. Тонкая перегородка – нам сдавали комнату на другой половине дома – не могла скрыть трагедии в молодой семье. В такие минуты я смело открывала дверь на их половину, заходила и садилась рядом с Машей, готовая принять на себя часть обрушенного на нее гнева.
– Дядя Саша, – выбрав паузу между цветистыми фразами, встревала я. – Очень ждала вас с работы. Нам в школе велели написать рассказ про летчиков. Без вашей помощи мне не справиться. Вы же были механиком на военном аэродроме. Расскажите, что помните из тех лет. И чайку попьем…
Мужчина поднимал голову и смотрел на меня долго и недоверчиво. Взгляд постепенно становился осмысленным. Гнев проходил. Не подозревая подвоха или не желая его замечать, он уже минутой позже машинально двигал здоровой рукой по чистому столу, а Маша, зная, как благостно действует на настроение мужа пища, не мешкая ставила перед ним миску с горячим супом и две кружки с чаем для нас. Когда он принимался за еду, можно было уже не волноваться.
Кроме тихого ворчания да стука ложки ничего не происходило.
С годами Александр перестал бить жену. Может, стал больше ей доверять. Однако в гневе, скорее по привычке, поднимал руку и заносил ее для удара. Но на этом все и заканчивалось, так как Маша стремительно кидалась на грудь мужа:
– Сашенька! – громко кричала она. – Любимый мой! Единственный мой…
Услышав эти слова, Александр вздрагивал и замирал… Удивленно и радостно раскрывался его единственный глаз. Рука опускалась… На лице появлялась виноватая улыбка. Он слабел. Однако в светелке еще долго слышалось тихое бормотание, за которым угадывалось ругательство. Но кого и за что он ругал – оставалось загадкой…
Москва, 1988 г.
Продолжение рассказа «Покалеченные судьбы»
Маша как в воду смотрела, сомневаясь в нашей скорой встрече. Она состоялась только спустя двадцать лет! С чувством вины я шла на встречу со своей юностью. Маша была на девять лет старше меня, что никак не сказывалось на нашей дружбе.
Мы многим были обязаны друг другу. Она была благодарна мне за то, что я заставила ее окончить семь классов вечерней школы, помогала с математикой, физикой, контрольными; ценила мое заступничество перед мужем и платила нежной привязанностью. Я радовалась, связанным ее руками, носкам и варежкам, кружевным школьным воротничкам, заточенным конькам и аккуратным ремешкам на больших лыжах. Коньки и лыжи тоже достала мне Маша. А у кого выпросила – не говорила. Только хитро улыбалась.
– Ленк, хошь поесть? – спрашивала она после моего возвращения из школы. – Иди. Свекла готова.
Мы вонзали зубы в темно-вишневый овощ, дух которого витал по всему дому, щекотал небо, наполнял теплым паром легкие, отчего становилось жарко и весело.
Я еще издали увидела Машу с большой метлой в руках. Подошла ближе и остановилась… Подождала. Поняв, что она вся в работе и не обращает на меня никакого внимания, тихо позвала:
– Машенька-а-а.
Женщина перестала махать метлой и подняла глаза. Узнав меня, засияла, как солнышко, и озорно рассмеялась.
– Ленк, приехала?! – Спрятала метлу в кусты сирени и, причмокнув губами, скомандовала: – Пошли.
