Филя дождался своей очереди, выхватил бутыль с ловкостью заправского карманника и приложился к ней с явным удовольствием и знанием дела. В отличие от Богдана, он не стал произносить пафосных речей, а просто крякнул от удовольствия, вытер губы рукавом своего потертого сюртука и подумал про себя: «Ну, поглядим, что за цирк тут намечается. Главное, чтобы кормили исправно. А там, если что, и сбежать недолго. Хотя… этот чудак в кастрюле, может, и не такой уж безнадежный. По крайней мере, скучно с ним точно не будет. И поесть на халяву, пока он мир спасает, вполне себе можно».
Затем последовало рукопожатие. Богдан сжал ладонь Фили с такой силой, будто пытался выдавить из нее всю его «скрытую мудрость». В глазах Богдана светился неподдельный восторг и вера в нерушимость их только что заключенного союза. Филя же отвечал на рукопожатие вяло, но с хитрым прищуром, который мог означать все что угодно – от «попался, голубчик» до «ну, посмотрим, чья возьмет». Союз был скреплен. Двумя глотками жгучего самогона и одной очень односторонней верой в светлое будущее.
Часть 3: Первые "советы" Фили и их восприятие Богданом.
После того как «слеза Перунова» сделала свое дело (Богдана слегка развезло, а Филя просто повеселел и стал еще более разговорчивым), пришло время для первых «мудрых советов» от новоиспеченного оруженосца. Филя, будучи человеком практичным и не склонным откладывать важные дела (особенно связанные с едой) в долгий ящик, тут же перешел к конкретике.
– Ну что, герой, – сказал он, похлопав Богдана по самовару-броне (отчего тот издал звук, похожий на удар по пустому ведру), – союз мы скрепили, за победы будущие выпили. Дело хорошее. Только вот, прежде чем мир спасать да со змеями разными воевать, может, сперва подкрепимся основательно? А то, знаешь ли, на голодный желудок и подвиг не в радость, и мысль героическая как-то не так быстро в голове ворочается. Да и силенок для махания твоим… э-э-э… Громобоем поболе будет.
Он обвел взглядом убогое убранство корчмы, явно не надеясь найти здесь пир горой, но хотя бы на миску какой-нибудь баланды рассчитывая.
Богдан, чье восприятие мира после глотка самогона стало еще более возвышенным и символичным, воспринял эти простые, продиктованные банальным голодом слова Фили как очередное проявление его невероятной мудрости и прозорливости.
– Мудрые слова, о верный мой спутник! – с восхищением воскликнул Богдан, едва не прослезившись от умиления. – Истинно, истинно глаголешь! Дух богатырский, он, конечно, силен, но и тело бренное требует подкрепления для великих свершений! Как сказано в «Поучении князя Мономаха своим детям… аль кому-то еще… не помню точно»: «Не пренебрегай пищею земною, дабы силы не оставили тебя на поле брани!» Ты, Филя, зришь в корень! Ты видишь самую суть вещей, сокрытую от глаз простецов! Ты понимаешь, что великий поход начинается с… с полной миски! О, какое глубокое, какое аллегорическое изречение! Немедленно запиши его в свою летопись!
Филя только хмыкнул. Летописи у него пока не было, да и аллегорий в простом желании поесть он как-то не усматривал. Но если этот чудак готов принять его урчание в животе за «глас мудрости», то почему бы и нет? Главное, чтобы эта «мудрость» в итоге привела к чему-нибудь съестному. А уж потом можно будет и мир спасать. Если, конечно, после сытного обеда еще останется на это желание. И силы.
