— Рыжий, у тебя входящий! — с набитым ртом произнес Леший и кивнул в сторону моего мобильника.
— Уже третий или четвертый, — хмыкнул Митяй. — Чего не отвечаешь, Илюх?
Улыбнувшись, я перевернул гаджет экраном к столу и возвратился к теме учебы, но пацаны явно меня не слушали.
— Луч, звонил-то кто? — продолжал уплетать пиццу Леший.
— Дай угадаю, — барабанной дробью затарабанил пальцами по столу Митька. — Настена, да?
— Воронцова? — едва не подавился Камышов. — Вы че, вместе? Давно?
— Лех, ты нормальный? — я покачал головой. — Вот только Насти мне для полного счастья не хватает!
— Ну а че? — заржал Леха. — Чем не вариант? Не дура, фигурка что надо, да и ради тебя на всё согласная — бери и пользуйся!
— Вот и пользуйся сам! — откинувшись на спинку кресла, закатил я глаза.
— Так, она ж по тебе сохнет, — хмыкнул Камышов, вытирая салфеткой рот. — А вообще, Луч, что ты все один в самом деле? Вроде не урод, нашел бы себе крашку какую.
— Кто бы говорил, — ответил я. — Сам бы с кем-нибудь замутил!
— У меня траур по любви, ты же знаешь! — невесело улыбнулся Леха.
Сердце Камышова было давно и бесповоротно разбито Танькой Рябовой — нашей бывшей одноклассницей. Несколько лет назад ее семья трагически погибла, а Таня осталась под опекой бабки. С тех пор Рябова сильно изменилась: начала вести себя странно, одеваться, как принцесса болот, а Камышова и вовсе забанила по всем фронтам. Леха к ней и так, и эдак, но все впустую. А в сентябре Таня и вовсе забрала документы из школы и вместе с бабкой куда-то переехала. Леший ее полгода искал, но так и не нашел. С ума сходил, пару раз из дома сбега́л, от отчаяния к уличным гонкам пристрастился — только выкинуть из сердца Рябову так и не смог.
— А у меня на все эти ваши телячьи нежности времени нет, — поспешил я замять тему — понимал, что по тонкому льду ходил. — Тренировки, экзамены на носу, вон и Миронова очередную развлекуху для меня придумала — план рассадки ей новый к понедельнику подавай.
— Нахрена? — поморщился Камышов, хотя наверняка и сам был рад съехать с темы.
— Так к нам в класс новенькую переводят, не слышали? — протянул Добрынин.
— Папаша твой забыл позвонить рассказать, — передразнил его Леха.
— Да и мне классная ничего такого не говорила, — удивился я. Уже третий год я был бессменным старостой класса и обычно о таких вещах всегда узнавал первым, ну или почти одновременно с Добрыней. — Хотя стоп! Миронова попросила всех перетасовать, а на первой парте свободное место оставить. Я еще удивился, зачем ей это.
— А школу зачем менять в середине одиннадцатого класса? — Камышов изогнул бровь. — Тут учиться-то осталось всего ничего.
— Насколько я понял, девочка эта вообще никогда в школу не ходила — она на домашнем была, — пожал плечами Митька.
— И в чем подвох? — сдув со лба челку, нахмурился Леший.
— А хрен его знает, — развел руками Добрынин. — Может, скучно стало, экстримчика захотелось.
— Ну, это мы могём, — заржал Камышов на всю пиццерию.
— Погоди ты, Леший! — я пихнул его локтем, чтоб не шумел. — Странно это все. Митяй, а че отец говорит?
— Как я понял, девочка эта — дочь его старого знакомого. Они к нам в гости недавно приходили. Сам я ее не видел, но Варька от этой батиной протеже не в восторге.
— Стерва? — предположил Леха.
— Первая парта? — перебил я его. — Скорее, заучка какая или слепошарая.
— Странная она, — заключил Добрынин. — Но отец просил за ней присмотреть. Рыжий, а тебя Миронова куда посадила? Случайно, не за ту же самую первую парту?
