Вот черт! Сообразив, что классная записала меня в няньки, я заложил руки за голову и, скривив кислую мину, неохотно кивнул.
— Рили? — выпучил свои серые глазища Леший.
— Можно подумать, мне без этой новенькой забот мало, — выдохнул я хмуро. — А ты, Леший, мне еще про любовь втираешь! Вот и когда мне личной жизнью заниматься?
— А вдруг это судьба, Лучинин? — Камышов нарисовал в воздухе сердечко и расхохотался. — Не хочешь красавицу Воронцову — получи очкастую зубрилку взамен.
— Ну ее такую судьбу, — на полном серьезе отмахнулся от слов Лешего Митя. Он точно знал куда больше, чем говорил.
— Выкладывай, — кивнул я ему. — Что с этой новенькой не так?
— Без понятия, но когда я разговор о ней завожу, отец в лице меняется, а Варька словно воды в рот набирает. Не к добру это, пацаны.
— Да сдалась вам эта новенькая, а? — Леший стащил со стола последний кусок пиццы. — Давайте лучше еще чего-нибудь закажем.
До дома я добрался ближе к ночи. На скорую приняв душ, рухнул в кровать. Вот только сон не шел. В голове вихрем вертелись воспоминания о сегодняшнем заезде, звонках Воронцовой, чертовом плане рассадки, который я так и не составил. Да еще и мелкий кряхтел на соседней кровати — тоже не спал. Родику было уже тринадцать, а мы все еще ютились с ним в одной комнате. Больше по привычке, чем по необходимости. Родители не раз предлагали мне перебраться в комнату Ромыча. Брательник давно уже не жил с нами: учился на юрфаке и снимал однушку неподалеку. Но мне все было как-то недосуг, да и на пару с мелким жилось веселее.
— Чего не спишь, Родь?
— Не знаю, — проворчал он. — Расскажи мне еще что-нибудь про заезд.
— Да сколько можно уже?
— Ну-у, Илюх, че тебе стоит?
— Ладно, слушай!
Наутро я проснулся разбитым: в голове гудело, глаза отчаянно не желали открываться, да и нога в месте ушиба болела не по-детски. Пока завтракал, набросал примерный план для Мироновой. В автобусе успел повторить пару параграфов по истории, а на биологии — немного вздремнуть. На геометрии подбадривал себя тем, что понедельник — день лайтовый: всего пять уроков, и половина из них была уже позади.
До очередного звонка оставалось минут десять. Впрочем, в классе уже давно царила нерабочая атмосфера. Всему виной был Смирнов. Гуманитарий до мозга костей, Стасян стоял у доски и тупил по-страшному. Тема была старой, еще с прошлой четверти, да и задача — весьма банальной, но Смирнов, на свою беду и потеху классу, раз за разом допускал ошибки в чертеже. Марья Ивановна, наша математичка, все чаще постукивала авторучкой по столу и призывала класс к порядку, а Стасян краснел, пыхтел, а потом по новой начинал царапать мелом доску.
— Смирнов, еще раз прочитай условие задачи!
— Точки А и В лежат на сфере радиуса R.
— Ну! А ты что начертил?
— Вот тугой! — язвительно хмыкнула моя соседка по парте, Настя. — Все мозги в качалке оставил.
— Просто геометрия — это не его, — шикнул я на Воронцову. Ее беспрестанная болтовня бесила куда сильнее невнятного мычания Смирнова. И что греха таить, дико отвлекала…
В отличие от Стасяна задачу я решил в числе первых, зато с треклятым планом рассадки маялся уже второй урок. Учесть все пожелания классной и при этом не перессорить добрую половину 11 «А» оказалось той еще головоломкой. И дернула меня нелегкая взвалить на себя еще и это…
— А где я буду сидеть? — пытаясь разобрать мои каракули, Настя почти легла мне на плечо. От сладковатого аромата ее духов дико щекотало в носу, а пустой желудок скручивало в узел.
