Читать онлайн Лен Хардин - Земля Инамая

«… Одно из самых причудливых и темных созданий, коих следует опасаться и избегать, и изничтожать – те, которых называют инамками, или подземными девами, или "кан-гараш", что в дословном переводе с юдийского значит "дева со сломанными пальцами".

Настольная лампа раздражающе мерцала, но не так истерично, как несколько часов назад, а по-другому – лениво, будто бы смирившись со своей участью. Дрожащая тень читающего человека ложилась на казенный стол местной библиотеки, пустой в этот поздний час. Библиотекарша, заглянув в кабинет полтора часа назад, недовольно хмыкнула, и, пересадив сонного охранника ближе к дверям, ушла домой.

Оставаться на работе дольше положенного времени она не собиралась даже ради человека с красными документами.

Человек часто моргал покрасневшими от усталости глазами, но вчитывался внимательно, изредка усмехаясь, или бормоча что-то себе под нос. Он был довольно высокий, но сутулые плечи выдавали тот факт, что он часто проводил вечера, согнувшись над книгой. Темные взъерошенные волосы, слегка тронутые сединой на виске, нездоровый цвет лица и отрастающая щетина контрастировали с идеально выглаженным костюмом и дорогим пальто, небрежно брошенным на спинку стула. Всесильные красные корочки лежали на столе, тускло отсвечивая золочеными уголками и массивным знаком гильдии.

Предмет его интереса, старинный учебник-руководство, написанное лет двести назад полуграмотным деревенским колдуном, сложно было назвать научным трудом – по слухам, первоисточник содержал столько орфографических ошибок, что переписчики могли часами расшифровывать одно слово. Но общеизвестен был тот факт, что для многих долинных народов сведения, изложенные в книге, были проверены на практике.

«Инамки появляются так же, как и большая часть всякого иного необъяснимого зла – через человека. Хотя каждый, кому посчастливилось видеть оных и остаться в живых, никогда не смел бы назвать их человекорожденными. Однако это так. С рождения нельзя определить, станет ли младенец страшной поздемной девой или нет, нельзя это определить и в ребячьем возрасте. Лишь когда девушки становятся женщинами, взрослеют и впервые заплетают в косы авеловы ленты – тогда можно заметить признаки зла. Наблюдательному чародею возможно распознать инаму и уничтожить ее прежде, чем она станет воплощенным злом. Для этого чародей должен внимательно приглядываться к девицам. Та, которой предназначено стать инамой, сама того не осознавая, чувствует неудержимую тягу ко тьме, и всячески отгораживается от привычных девичьих забав и гуляний. Ничто более не радует ту, что предназначена жизнь в сырой земле. Если девица грустна, задумчива, почасту проводит времени одна, гуляет вдали от селения – магу следует приглядеться к ней».

Как просто… ну приглядись-приглядись, юный и неопытный Ян Дитмар, еще без гильдейского крепа и заветных корочек. Молодой дурак, сосланный на практику в глухую провинцию, где все твои обязанности – смотреть чтобы дряхлый куратор не переломал кости о собственный порог, да куры его не передохли. Непонятно и тоскливо тебе было, помнишь? Помнишь, как распирало тебя от неизведанных еще чувств, как сводил с ума напоенный цветущими травами воздух, а звезды казались такими яркими после пыльных потолков Академии.

Посмотри, преодолевая юношескую робость.

Посмотри на красивую деревенскую девушку, кровь с молоком и медом, на ее косу толщиной что твои запястья. Посмотри …. и скажи, что быть ей жуткой тварью, кем пугают детей и баб у колодцев… И родителям ее скажи, что зря они растили ее семнадцать с половиной лет, что дорога ей – во тьму и зло. И уничтожь.

“…далее девушка впервые проявляет черты инамки. С нею случаются приступы, отсутствующий взгляд, бормотания, или напротив – долгие часы молчания, желание нанести себе и близким вред.”

Или домашней птице – так случилось с нею.

“Инам тянет к малым детям, или к женщинам на сносях. Но дите от прикосновения инамы может заболеть или даже погибнуть. Известны случаи, когда инамка зазывала к себе тех детей, что знала при жизни, и они, неразумные, уходили за нею вслед. Посему, коли инаму еще не поймали, матери детей своих заговаривают и не пускают далеко от дома.

Потом дева уходит в леса – она уже далека от мира смертных, ее не видят животные и насекомые ползают по ней, ничуть не боясь. Долго…”

Долго будут искать ее мать с отцом. Всю деревню поднимут – и не найдут. И на тебя, глупый недомаг Ян, будут пенять – ты, мол, напугал девчонку. Ты, да куратор. Дурак молодой, дурак старый – кто вас, проклятых магов, разберет. Ох, как долго будут искать. Долго…

“… Долго ищет она место для своей норы – обычно это старый овраг или самая глухая чаща, где, среди корней, инамка начинает рыть себе могилу. Она роет ее долго, используя свои лишь руки, и не чувствуя боли – от того среди предков известна она как "кан-гараш", сломанные пальцы, которые изломаны, а потом срастаются неправильно и страшно. Она может рыть долго, неделю или даже месяц, после чего спускается на дно ямы. Земля, уложенная вокруг могилы особым образом, медленно оседает обратно, погребая ее в недрах своих. Долго инама сидит под толщею земли, и потом начинает копать – вниз ли, в стороны, не имеет значения. Ее нора становится больше , простирается на многие расстояния под землей. Питается она тварями подземными, либо заманивает в свои норы диких зверей.

Страшна инамка подле человеческого жилья – забавы ради, либо в угоду своей черной природы, может она сквозь толщу земную дотянуться до покойника, которого похоронили вне ограды, напитать его злом своим, и покойник встанет. Если выгонять животных и птиц домашних рядом с инамкиной норою, то дева сия может накормить их отравленными насекомыми – и тогда вместо молока давать они станут кровь гнилую, внутри яйца будут виться черви, и мясо их будет прочею отвратною жизнью начинено…”

Будто бы смеха ради они извращают саму суть человеческих творений, и у каждой твари ведь свое на уме – редко случаются похожие симптомы, но, если творится что-то жуткое и необъяснимое, будь уверен – инамка напакостила…

Но она ведь не пакостила, не успела, ушла под землю и не возвращалась….

“… Но хуже всех инамы молодые, едва от дома отчего ушедшие, которых тянет к старым местам. Они могут ходить за оградой, но только ночью и когда не горят огни. Горе тому, кто выйдет ей навстречу – пусть лицо у нее осталось человеческое, но разум уже инамкин, и все силы применит она что бы утащить несчастного в норы свои, и один Создатель знает, что там с ним станется. Часто подземные девы заманивают детей в свои лабиринты, а иные пробираются в особо глубокие подвалы, не защищенные заклинанием или оберегом, и там ждут хозяина дома, от которого ничего не остается. Уничтожить инамку можно лишь одним способом – отделив голову от тела, сжечь ее в завязанном мешке…”

Ян Дитмар захлопнул книгу. Все прочее он уже знал, и в этом необразованные крестьяне сходились с высокопоставленными профессорами из гильдии. Кстати о ней, проклятой… Гильдия забросила юнца Янека в глухую деревню Винницу двадцать лет назад, она же посылала его туда и сейчас. Различалась только форма, которая, учитывая нынешнее положение Дитмара, была крайне вежливой, даже, можно сказать, подобострастно-лебезящей. Эх, много ли осталось от того глупого мальчишки?

Тайна осталась. Страшная тайна, за которую даже маститого Дитмара могли запросто выгнать из гильдии и предать анафеме. Маг-недоучка давным-давно пощадил чудовище – и теперь на его совести несколько человек, что погибли страшной и мучительной смертью. Но если двадцатилетнему Янеку этого вполне хватило, чтобы испытать все муки ада, то сорокалетний мастер Дитмар, узнав о жертвах, лишь недовольно повел бровью. Он и не сразу вспомнил, почему Винница вызывает у него ощущение страха и смутной тревоги.

Невероятно красивая дочка крестьянина, удивительный цветок, чудом проросший среди крестьянской грязи, пошлости и необразованности. Девушка, с презрением сторонившаяся сплетен и грубости, а потому – вечно одинокая, возвышенная, невероятная.

Кто же знал, что Янека восхищали первичные признаки превращения в инамку? Разве можно было назвать ее возвышенную отрешенность чудовищной, нежелание перемывать кости с деревенскими дурами – ужасной, а отстраненность от деревенских парней, этих потных хамов, у которых единственное на уме – истинным злом? Боже, какая ирония. Первым порождением зла, с которым довелось взаимодействовать Янеку один на один стала та девушка, о которой он мечтал несколько месяцев.

Тогда у него не хватило решимости ее добить. Инамка приходила пару раз, останавливаясь за забором, и смотрела на слепые окна собственной комнаты. Янек выходил к ней, оставаясь под защитой забора и знаков, но она не нападала. Лишь тянула к нему окровавленные рукава рубахи, покрытые землей и прошлогодними листьями. Под рукавами скрывались обломанные пальцы, он уже тогда это понял. Он не смог. И он решил, что кто-то другой сможет – через год или два, когда она превратится окончательно, когда прекрасные черты ее лица уже невозможно будет узнать в чудовищном облике.

Вот и дурак.

Все эти годы, долгие двадцать лет, его инамка пряталась под землей, утаскивая одиноких путников и домашнюю скотину. Но теперь она вошла в силу – и дом на самой окраине Винницы провалился под землю. На шум прибежал курирующий округ маг, но не смог ничего поделать – и теперь слал истеричные депеши в столицу, требуя подмогу.

Дитмар громко хлопнул книгой, разбудив охранника. Разбираться придется самому – чтобы никто не соотнес появление мощной инамы, с неудачной практикой юного Дитмара, во время которой пропала деревенская девушка.

Ян встал. Ему хотелось на воздух, подальше от пыльных томов и неприятных воспоминаний. Хотелось пройтись по улицам столицы, пропустить стаканчик в баре, позвонить Фелиции. Сделать хоть что-нибудь, что бы отвлечься от мыслей и от грядущей необходимости тащиться на край страны, в глухую Винницу.

Поезд через два часа. У тебя еще есть время, Ян Дитмар.

Купе в первом классе было вызывающе-роскошным, особенно на фоне вонючих общих вагонов пригородного сообщения: белоснежные простыни пахли лавандой, симпатичная проводница принесла Дитмару бутылку пятнадцатилетнего коньяку и никто, абсолютно никто не мешал ему курить.

Но он все равно плохо спал. Мерещилось, что в купе кто-то есть, и что оконного стекла касаются холодные, вымазанные землей ладони – с той стороны.

Промаявшись до самого утра, так и не уснув, Дитмар глушил усталость крепчайшим кофе и смотрел в окно. Мимо пролетами идиллические картины провинции, аккуратные, будто нарисованные домики, белокаменные храмы и цветущие луга, усеянные разноцветными пятнышками домашнего скота.

Он давно не был в этой части страны, с самой своей юности. Яна Дитмара ждали в больших городах, где зло самоорганизовывалось в группировки и придумывало себе лозунги. Или засылали в глухие горные поселения, где, мило и по-старинке, практиковали некромагию и изощренные формы сглазов. А в таких тихих и красивых местах он не был давно, но знал по опыту, что и здесь, иногда, исподволь и незаметно, происходит страшное.

Поезд пришел на пустую станцию, и Дитмар вышел на перрон в компании сухопарой седовласой чиновницы и старика-богомольца. Они незаметно исчезли с другой стороны железной дороги, и Ян спускался в долину один, по скрипучей лестнице, утопающей в цветущих кустах. Надрывно шумели цикады, над головой носились искристые стрекозы, а в глубине кустов таились ящерицы, разбегающиеся от Дитмаровых шагов.