– Думаю, он с партизанами, – шепнула Елизавета. – Я это поняла, когда в середине июля наши с самолётов листовки разбрасывали с призывами к партизанской борьбе. Я бы сама в такой отряд пошла, если бы не дети.
– Ох, отважная ты, Лиза. У меня бы духу не хватило, – проговорила Мария, стыдливо опуская глаза, но вновь оживилась: – Знаешь, давай-ка я за священником схожу. И ещё девчат попрошу, чтобы помогли тело к погребению подготовить. Детей на ночь оставляй здесь, нечего им с покойницей за стенкой спать.
Разговор о Потапыче и партизанах немного отвлёк, но теперь Елизавета снова ощутила леденящий холод.
– Спасибо, Маруся. Дай Бог выжить тебе и семье, – едва ворочая языком проговорила она и тенью поплыла к себе.
Лишь шагнула через порог, подступил приступ панического страха, смешанного с жалостью и к матери, ещё живой этим утром, и к себе. Навалившаяся тяжесть ослабила колени, вынудила сползти по стене. Тело задёргалось в рыданиях.
«Хорошо, что увела детей. Они не должны видеть меня слабой, – пронеслось в голове. – Никто не должен видеть меня слабой, потому что…»
Нервные судороги прекратились так же внезапно, как и начались. Елизавета медленно поднялась, выпрямилась во весь рост:
– Потому, что я сильная! – проговорила она вслух, чеканя каждое слово. – И эти силы ещё пригодятся. Раскисать жене комиссара не пристало. Надо детей сберечь.
Дверь приоткрылась от слабого стука. Елизавета не двинулась с места. Снаружи толкнули сильнее. На пороге возникли соседки с верхних этажей.
– Лизонька, Маша сказала, что тебе помощь нужна.
Вчетвером женщины с трудом дотащили отяжелевшее безжизненное тело до ванны. Обмыли. Вернув на постель, одели в погребальное.
В подъезде послышалась тяжёлая поступь. «Священник», – поняла Елизавета и поспешила встречать. Увидев на пороге отца Николая, она ахнула, благоговейно склонила голову для благословения, приложилась к протянутой руке.
Поднявшись, бросила благодарный взгляд в сторону Маруси за то, что привела именно этого батюшку – её духовника.
Шурша в полной тишине рясой, тот прошёл в комнату. Осенил крестом собравшихся. Прочитал молитвы.
– Панихиду отслужу. С захоронением помогу, – мягко проговорил он и принялся обмерять покойницу.
– Завтра поутру привезут гроб. Помощники тоже будут, не беспокойтесь…
Певучий голос отца Николая продолжал звучать, но Елизавета больше не улавливала смысла, только смотрела на батюшку, как на ангела, сошедшего с небес в искреннем намерении облегчить её судьбу.
Оставшись одна, она остановилась перед покрытым накрахмаленной салфеткой стулом у изголовья постели. Сквозь туман слёз взглянула на тарелку с нетронутой кашей. Вспоминала, как заботливо приносила еду и пыталась покормить мать, хоть та и отказывалась.
Через плотную завесу переживаний в сознание просочилась неожиданная мысль: «А что, если после похорон больше сюда не возвращаться?»
Ещё минуту назад Елизавета казалась себе обессилевшей, но вдруг почувствовала, как открывается второе дыхание. Она достала из кладовки чемодан. Принялась складывать самое необходимое.
Сборы оказались недолгими. В две платяные сумки поместились остатки провизии: хлеб, макароны, картошка. Отдельно завернула несколько очищенных морковен. Документы убрала в дамский ридикюль. Скудные денежные запасы зашила в подол пальто.
«Теперь можно прилечь», – подумала она и, тяжело вздохнув, отправилась в постель.
