Вопрос повис в эфире, тяжелый и безжалостный. Элис не нашла ответа. Как доказать, что этот порыв – ее? Что страх, тоска, эти слезы – настоящие? Она была наследницей Вандербильт, живущей по расписанию АБ. Ее слово ничего не стоило в мире Клары.
«Я не знаю, – честно прошептала Элис. Слезы потекли по щекам, соленые и освобождающие. – Я не знаю, Клара. Но я знаю, что мне больно от того, что я сделала. И что вид Рекса… он не оптимален. Он ужасен. И система… она…» Она не могла договорить. Не могла произнести вслух сомнения, которые точили ее изнутри. Что если «стабильность» Архипелага построена не на порядке, а на преступлении? Что если «оптимальное» – синоним бесчеловечного?
«Она что, Элис?» – настаивала Клара, но в ее голосе уже не было прежней жесткости. Была настороженность, смешанная с искрой чего-то – жалости? Понимания?
«Она… она может быть неправой, – выдавила Элис. Это прозвучало ересью. Кощунством. В ее мире Алгоритмы Богов не могли быть неправы. Их решения были законом, истиной в последней инстанции. Произнести это вслух было равносильно прыжку в бездну.
Клара молчала несколько секунд. «Неправой… – повторила она. – Это начало, Элис. Маленькое, хрупкое начало». Она вздохнула снова. «Мне надо идти. Этот канал… он не безопасен. Ни для кого». Голос ее смягчился, почти до шепота. «Береги себя. И… спасибо за звонок. Он был… настоящим».
Щелчок. Мертвая тишина в ухе. Коммуникатор выскользнул из дрожащих пальцев Элис и упал на кафель с глухим стуком. Она сидела на холодном полу душевой кабины, обхватив колени, трясясь от рыданий, которые не могла больше сдерживать. Слезы были потоком горечи, стыда и странного, мучительного облегчения.
Чувство вины было всепоглощающим. Она предала Клару. Предала их дружбу, позволив системе влезть между ними. Она согласилась на эту бесчеловечную дистанцию. И этот звонок не смыл вину. Он лишь обнажил ее, сделал острее.
Но вместе с виной пришло и другое, новое чувство. Сомнение. Глубокое, подрывающее основы. Если Оракул был так неправ насчет Клары – ее ценности, ее «угрозы» в 0,7% – то в чем еще он мог ошибаться? Если «оптимальное» решение – это отрезать живое, дышащее существо, как гнилой аппендикс, то что тогда стоит их идеальный мир? Если Магнус Рекс, этот апостол Системы, наслаждался чужой болью и унижением, то кто тогда эти «Боги», которым он служит?
Она подняла старый коммуникатор. Экран был темным. Связь с миром Клары оборвана. Но в ней самой что-то сломалось. Или включилось. Небольшое отклонение от предписания. Короткий, эмоциональный, неоптимальный разговор. Он стоил ей океана слез и горы вины. Но он посеял в стерильную почву ее сознания семя бунта. Семя вопроса: «А что, если Боги лгут?» И это семя, политое слезами и виной, пустило в ее душе первый, хрупкий и ядовитый росток. Росток, который мог либо погибнуть под давлением системы, либо вырасти в нечто, способное расколоть ее безупречный Эдем изнутри. Пока Элис сидела на холодном кафеле, всхлипывая в пустоту, этот росток уже начал пускать корни.
Тишина библиотеки дяди Лайонела Вандербильта была иной, чем в ее апартаментах. Не стерильной пустотой, а плотной, тяжелой, как старинный бархат, которым были обиты стены между рядами настоящих книг – реликвий допотопной эпохи. Запах был густым: пыль веков, переплеты из вымершей кожи, дорогая политура для дерева. Здесь не было места наношелкакам и голограммам; только темное дерево, бронза, и холодный свет точечных светильников, выхватывающий золотые тиснения на корешках. Это был кабинет не просто богача, а человека, чья власть уходила корнями глубже сияющих башен «Нового Эдема».
