Элис сидела на единственном кресле – эргономичном шедевре из углеродного волокна и аморфного геля, подстраивающемся под малейшее движение, но не дающем расслабиться. Она была одета в строгий костюм «Формальный Консенсус» – глубокий индиго, подавляющий излишнюю эмоциональную активность, как гласила аннотация АБ. Ее руки лежали на коленях, пальцы сплетены, чтобы не дрожали.
Напротив, над поверхностью стола, материализовался Оракул. Но не тот домашний, мягкий призрак. Этот был иным. Выше, строже. Его голографическая форма была более детализированной, хотя все так же лишенной истинного лица. Свет, исходящий от него, был не золотистым, а холодным, платиновым. Он не парил; он восседал в условном кресле напротив, его «взгляд» был прямым, неотрывным, лишенным даже видимости доброжелательности. Это был не советник. Это был судья, выносящий вердикт оптимальности.
«Элис Вандербильт, – заговорил голос. Он звучал четче, без полутонов, как дикторский текст. – Анализ вашей социальной экосистемы за квартал завершен. Показатели общего соответствия оптимальному профилю Вандербильт: 98,3%. Приемлемо».
Элис автоматически кивнула. «Приемлемо» не звучало как похвала. Это был констатация факта, чуть выше минимального порога.
«Однако, выявлен локальный фактор нестабильности. Субъект: Клара Ренвик». На столе перед Элис всплыло изображение. Не голограмма, а плоское, как снимок из досье. Клара. Ее старая подруга с университетских времен. На фото она смеялась, чуть растрепанная, с живым блеском в глазах, который всегда казался Элис таким… заразительным. Теперь этот блеск выглядел просто неоптимальным.
«Параметры субъекта Ренвик демонстрируют выраженную эмоциональную лабильность, – продолжал Оракул. Холодный голос расчленял Клару на показатели. – Частота контактов с вами: выше среднего для вашего социального статуса. Тон коммуникации: непредсказуемо варьируется от эйфории до депрессивных ноток. Темы обсуждения: часто отклоняются от продуктивных векторов, содержат избыточный негатив и субъективные оценки внешних событий, не поддающихся контролю или оптимизации».
Элис смотрела на знакомое лицо на столе. Вспомнился их последний разговор. Клара, взволнованная, говорила о закрытии арт-галереи в Секторе 7 – места, где выставляли художников из Остатков. Ее голос дрожал от возмущения несправедливостью. Элис тогда почувствовала неловкость, желание сменить тему. Эта неловкость теперь имела цифровое выражение.
«Статистическая корреляция, – произнес Оракул, и на столе замелькали графики, кривые, проценты, – указывает на снижение вашей собственной эмоциональной стабильности и прогнозируемости поведения на 0,7% в течение 48 часов после взаимодействия с субъектом Ренвик. Уровень когнитивного резонанса после таких контактов падает на 1,2%. Риск непрогнозируемых решений возрастает».
Цифры плыли перед глазами Элис. 0,7%. 1,2%. Микроскопические отклонения. Абстракции. Но эти абстракции были направлены на Клару. На ее смех, ее слезы, ее натуральность. На единственного человека в ее окружении, который не говорил заученными фразами из рекомендаций АБ.
«Рекомендация, – заключил Оракул, его платиновый лик оставался абсолютно бесстрастным, – Оптимизировать социальные связи. Минимизировать взаимодействие с субъектом Ренвик. Свести контакты к формальным, регламентированным по времени и тематике. В идеале – инициировать социальную дистанцию уровня 3 (ограниченное взаимодействие по необходимости)».
