Переодевшись в простое платье, с сумкой за плечами, она влилась в эту жизнь, как в реку. Невидимая. Не чужая, но не своя. Камуфляж работал.
Но внутри всё звенело тревогой. Пётр далеко – под Полтавой, в другом веке. А здесь – тысячи вёрст до него. Леса, тракты, опасности, время.
Гостиница "У Якоря" – тесный чулан с топчаном, тазом, крюком для свечи. Еда груба, но сытна. Каша, сало, квас. Старик-хозяин Аким взял плату молча. Но на вопрос о дорогах хмуро ответил:
– Нынче путники не доходят. То мост снесло, то обоз пропал. Люди исчезают. Говорят, нечисть. Берегися, матушка.
Слова его были просты, но в них сквозила правда. Путь был битвой.
На рынке Валерия купила сушёное мясо, мёд, овёс, сушёные ягоды, травы. На постоялом дворе нашла кобылу – гнедую, с острым взглядом. Ирта. Неказистая, но крепкая. – Норовиста, – сказал конюх. – Не всякому дастся. – Справимся, – ответила Валерия.
Старуха-знахарка в лавке выдала бинты, кору ивы, масло пихтовое. – Простыла? – буркнула. – Что-то вроде того, – уклонилась Валерия. В её рюкзаке скрывались антибиотики, солнечные панели и арбалет.
По ночам она прятала батареи на подоконнике. Днём читала карты, сводки, сверяла себя со временем. Утром бегала по берегу, метала болты, скакала на Ирте. Становилась частью времени.
И однажды, в сумерках, в овраге, на тропе – трое. Тени. Цепь. Нож. Жадные глаза.
– Куда одна? —
Она не ответила. Рука в кармане. Капсула. Щелчок. Вспышка. Один закашлялся и упал. Другие отпрянули.
– Ведьма?.. —
Она стояла прямо.
– В следующий раз не стану щадить.
Они исчезли. Она осталась.
Позже – хутор. Усадьба Кавелина. Дом с книгами, чернилами. Молодёжь. Студенты. Город будущего.
– А вы кто такая, что чертежи понимаете? Архитектор?
– Консультант… по будущему, – с тенью улыбки.
Они не понимали, но слушали. Она видела в их запале – мечту. Надежду. Энергию мира, который только вылупляется.
Ночью, в темноте, она записывала всё. Песни, рецепты, схемы. Бумага хранила время. Бумага не садится.
Каждое утро дорога становилась трудней. Но внутренняя тишина росла. Уверенность. Правильность пути.
Петербург был впереди. И Пётр. Он ждал. И она шла.
Глава 7 Пыль веков и дыхание земли
– Ну что, Ирта, снова вперёд? – Валерия коснулась уха лошади, и та чуть повернула голову, словно в ответ.
Рассвет был тусклым, неохотным. Не свет, а его обещание – едва различимый серебристый отблеск над горизонтом. Земля ещё хранила ночную прохладу, листья блестели росой, и тишина казалась плотной, как шерстяное одеяло.
Путь на север не был дорогой. Это была тропа сквозь ткань времени – рытвины памяти, кряжи быта, холмы забвения. Валерия шла не просто из Воронежа в Петербург. Она шла из одного века в другой.
Шаг, вздох, взгляд по сторонам. Её поход был ритмом. Почти молитвой.
Деревни встречались редко. Люди – ещё реже. Но каждый взгляд, каждый жест говорил: чужая. Не враждебно, но отчуждённо. Она говорила их языком, ела их хлеб, спала под их крышами. Но оставалась иным.
– А что ж ты одна-то, милая? Мужа, что ли, потеряла? – спрашивала бабка у печи, наливая ей щей.
Валерия лишь кивала. Пусть думают, как хотят. Истина бы испугала.
Овраг. Лес. Тропа.
Сначала – тени. Потом – шаги. Трое. Один с цепью, другой с ножом. Глаза – не от ума, а от голода.
– Слышь, мать, чего одна по лесу шастаешь?
Она не ответила. Рука легла в карман. Капсула. Щелчок. Вспышка. Один рухнул, давясь и хрипя. Остальные попятились.
