— Не смотри туда, — угадываю по легкому движению его губ слова. — Не смотри.
Я уже достаточно взрослая – мне скоро шесть, могу противостоять многому. Но тут слушаюсь, никак не противодействовать этой силе. И потому смотрю на него, а не на родителей, которые находятся у этих страшных балок.
— Аа-а-ах, — разносится вокруг.
— Аа-а-ах, — дергается бабушка.
— Аа-а-ах, — со всей силы вонзается мне в виски со стороны балок.
Я не могу смотреть, но знаю, отчетливо понимаю всей кожей, всем своим существом, что те самые узелки корабельных веревок затянулись.
— Не смотри, — почти зло приказывает мне этот мальчишка, удерживая мой взгляд, и я почти физически чувствую, как он давит на меня, и кажется, будто держит за плечи сильно, болезненно, не позволяя оторваться и посмотреть туда, где только что стояли мама и отец.
Вдруг меня кто-то толкает в спину, в бок, бабушка сама чуть не заваливается вперед – люди волнуются, людское море начинает штормить, гул разрастается, крики, слезы, стоны, - все звуки резко оживают.
— А ну всем стоять! — главный человек в черном быстро вскидывает винтовку, прижимает ее конец к плечу и стреляет.
Визг, хлопок, треск. И все вокруг дрожит, трясется, трещит! Сверху, сбоку, снизу!
Автоматная очередь из пяти стволов хаотично полосует свинцовое небо, и толпа внизу притихает.
Бабушка резко поворачивает меня лицом к себе, прижимает так сильно, что я не могу сделать и вдоха, не то, что обронить слезу. Она не хочет, чтобы я смотрела назад, не хочет, чтобы я смотрела по сторонам, не хочет, чтобы видела все то, что видит она сама.
— Мы спасемся, Одамин. Спасемся.
Мне хочется ей верить. Но здесь, в сердце настоящей черной бури, которая вдруг обрушилась на нашу деревню, обескровив столько семей, это кажется нереальным. Нет выхода отсюда. Никакого.
— Я спасу тебя Одамин. Наша кровь должна остаться на этой земле.
Я просыпаюсь и долго смотрю в потолок, стараясь совладать с собственным дыханием. Все будет в порядке, Одамин. Ты вернулась домой, а дом тебя защитит…
4. Глава 4
Едва утро брезжит рассветом, я спешу к окну. Ночью было не до того, чтобы осматриваться в доме, собирать постель, а потому я просто вытащила весь мягкий нехитрый скарб и расстелила кое-какое ложе для нас с Энком. Но теперь, когда стало светло, когда ужасы ночи кажутся всего лишь сном, я отчаянно хочу создать подходящие условия для моего малыша.
Мне все равно, что сказал этот страшный человек.
Это ему не место здесь, в этом доме, который принадлежит мне.
В этом доме я родилась. В этом доме жили мои родители, бабушка.
И только этот дом сможет дать мне возможность выжить и начать новую жизнь.
А потому я не уступлю какому-то проходимцу, каким бы жутким он ни был, свои права на это жилье.
Окно также поддается с трудом. В первую минуту я даже боюсь, что оно заколочено снаружи – уж очень тяжело идет, - но потом со старческим скрипом створки отворяются, а через мутные разводы на стекле я вижу сад. Еще одно усилие, и окно открыто, в комнату с нетерпением врывается свежий ветерок, и я угадываю в нем разноцветье забытых с детства ароматов: сладковатой вербены, нежной гортензии, медового горошка и мягкого колокольчика. С удовольствием вдыхаю аромат новой жизни.
Никому не позволю испортить и ее!
И тут же иду на разведку.
Дом встречает тишиной и прохладой, как будто бы и не был свидетелем вчерашних событий. Я прохожу по коридору и медленно дотрагиваюсь до всего, что увижу, надеясь, что дом отзовется, кольнет воспоминанием мое сердце. Но он молчит, как и бабушка всю мою жизнь, и только наблюдает со стороны.
