Братья Ярославичи - страница 37

Спокойно было в Тмутаракани с уходом отсюда черниговских полков, однако витала в воздухе какая-то смутная тревога. Помимо княжеских мытников повсюду ходили вооружённые Глебовы дружинники в кольчугах и шлемах, днём и ночью на крепостных стенах дежурила недремлющая стража. Начеку был князь Глеб, а вместе с ним и весь город.

Тадуна хазарского Гремысл отправил куда-то с глаз долой якобы с поручением, а сам воевода с таинственным видом как-то обмолвился Глебу: «Скоро вернётся хитрец Азарий и Ростислава за собой приведёт».

Дни проходили за днями, но Ростислав не объявлялся.

Прошёл июнь, начался июль…

К Андрееву дню (17 июля) иссякло терпение Святослава. Отправил он к Глебу гонца с отрядом всадников. Послание Святослава было коротким: «Уповай на себя, а не на Бога, сын мой. Даю тебе ещё две сотни гридней для укрепления твоего духа. Будь здоров!»

…Покуда добрался Святослав до Чернигова, наступил август, уже вовсю хлеба заколосились. Созрели яблоки в княжеском саду. Жара стояла такая, что хоть из речки не вылезай.

Отпустил Святослав домой переяславскую дружину. Приветлив и радостен он был в те дни.

На вопрос Олега, что стало с Ростиславом, Святослав с улыбкой ответил:

– Прослышал тетерев, что охотник приближается, и упорхнул подальше, сынок.

– А коль вернётся Ростислав в Тмутаракань, что тогда? – осторожно спросила Ода.

– Глеб ныне крепко сидит в Тмутаракани, – не без самодовольства ответил Святослав. – Я ему пятьсот воинов оставил и Гремысла в придачу. К тому же катепан корсуньский обещал Глебу триста пешцев прислать. Да из хазар-христиан набралось две сотни охочих молодцев служить моему сыну. Пусть-ка сунется Ростислав!

Едва собрали смерды урожай и завыли осенние холодные ветры, дружина Глеба вдруг объявилась под Черниговом. Увидев стяг Глеба, Святослав поначалу своим глазам не поверил. Потом, придя в ярость, Святослав прямо в воротах детинца стащил Глеба с коня и так угостил его кулаком, что одним ударом с ног сбил.

Гремыслу тоже досталось. Обругал его Святослав непристойными словами в присутствии бояр своих.

– Что это за напасть такая! – возмущался Святослав. – Мой старший сын свой княжеский стол отстоять не может! И дружина у него есть, и воевода, и меч держать он обучен, а от сечи бежит!..

– Э-э, князь, не горячись, – вступился Гремысл за Глеба. – На сей раз Глеб вывел свою дружину на сечу с Ростиславом. Да уклонился от битвы Ростислав, хотя касогов и ясов пришло с ним великое множество. Гоняться за Ростиславом мы не стали, повернули назад в Тмутаракань. Глядим, а ворота заперты. На стенах городских народ шумит, кричат Глебу, чтоб уходил он обратно в Чернигов. Глеб дружину на штурм повёл, но сзади опять подошёл Ростислав с касогами. Так и метались мы меж двух огней два дня и две ночи. На третий день ушли от Глеба те немногие тмутараканцы, что с ним были, ушли и хазары-христиане, а от катепана Дигениса подмога так и не подошла. Что нам оставалось делать, князь? Посовещались мы с Глебом и повернули коней на Русь. Ростислав нам в этом не препятствовал, наоборот, ествы дал на дорогу.

– Ну, прямо рыцарь из Одиных баллад! – сердито фыркнул Святослав.

– Рыцарь – не рыцарь, но одолел нас Ростислав не копьём, а умом, княже, – с тяжёлым вздохом произнёс Гремысл. – Мне-то что, я за свою жизнь немало сражений прошёл и ни разу бит не был, а Глеб сильно переживает. Ущемил его мужское самолюбие Ростислав.