Это стало последней каплей. Последним оскорблением. Система не только убивала его, она крала даже эти последние, прощальные мгновения. Превращала ее любовь в сырье для своих алгоритмов.
Элина выпрямилась. В глазах не осталось ни страха, ни сомнений. Только холодная, абсолютная решимость. Она посмотрела на Алексея. Он поднял голову, встретил ее взгляд. И увидел там то, чего боялся больше всего. Приговор.
«Я не дам ему умереть по их расписанию,» – сказала она тихо. Голос был ровным, как сталь. Никаких объяснений. Никаких оправданий. Констатация факта. «Я вырву его отсюда. Или мы умрем вместе. Но не здесь. Не по их правилам.»
Алексей открыл рот, чтобы возразить, умолять, кричать. Но слова застряли. Он увидел в ее глазах не безумие, а страшную, просветленную ясность. Ясность человека, у которого больше нечего терять, кроме самой жизни. И он понял: спорить бесполезно. Путь выбран. Дорога в ад проложена.
Имплант под ключицей Элины вибрировал сильнее, тревожно, как предупреждающая сирена. Он фиксировал окончательное решение. Намерение: Девиантное. Уровень угрозы: Критический. Рекомендация: Немедленная изоляция субъекта.
Но Элина уже не слушала его. Она смотрела на спящего Мишу, а в голове проносились обрывки: лицо испуганного Игоря, объявление о потерянном импланте, тени в старых коммуникационных шахтах. Она искала слабое место в матрице. Первую щель в цифровой тюрьме. Она знала: это путь в никуда. Путь вне закона, вне общества, вне самой человечности, которую так тщательно вытравливал Оптимум. Но это был ее путь. Ее последний, отчаянный бунт против машины, посчитавшей жизнь ее сына браком.
Решение было принято. Теперь предстояло найти способ его выполнить. И первым шагом было заставить замолчать тюремщика у себя под кожей. Отключить имплант. Исчезнуть.
Глава 8: Первый шаг в тень
Решение повисло в воздухе их клетки, тяжелое и неоспоримое, как приговор. Алексей молчал. Его молчание было громче крика – в нем читалось отчаяние, страх, но и капитуляция перед ее железной волей. Он не помогал, но и не мешал. Он просто существовал, как тень, ухаживая за Сашей и наблюдая за Мишей с глазами, полными немой агонии. Элину это больше не трогало. Вся ее воля, вся ее энергия сосредоточились на одном: найти щель. Найти путь вон.
Мысль о темных форумах пришла не из воздуха. Она вспомнила давний, случайный разговор на скамейке у детской поликлиники – еще до Мишиного кризиса, когда ее СКС был стабильно низким, но не катастрофическим. Одна из таких же «низкорейтинговых» матерей, с лицом, изборожденным усталостью, вскользь обронила: «Говорят, в старых медпунктах Сектора Гамма терминалы иногда глючат. Подключаются не туда». И многозначительный взгляд. Тогда Элина не придала значения. Теперь эта фраза горела в мозгу как маяк.
Старый медпункт в их улье-башне давно не работал. Его заменили автоматизированным киоском диагностики. Помещение стояло пустым, запертым, но Элина знала – замки на таких дверях часто примитивны, а камеры слежения в заброшенных уголках – редкость. Оптимум экономил на «неперспективных» зонах.
Пробираться пришлось ночью, по служебным лестницам, мимо гудящих вентиляционных шахт. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустоте. Имплант под ключицей ныл, фиксируя повышенный адреналин, учащенный пульс, маршрут, отклоняющийся от привычных паттернов. СКС: 4 (критически нестабильный). Риск девиантного поведения: высокий. Рекомендовано возвращение в зону проживания. Она игнорировала предупреждения, ощущая их как удары кнута, подстегивающие вперед.
