Карина активировала экран на столе. Графики, цифры, геномные карты – холодная математика обреченности. Мишин ОРЖ пульсировал в центре: 1.8%.
«Динамика отрицательная, Элина Васильевна, – констатировала Карина, не глядя на нее, уставившись в цифры. – Показатели сердечной функции, оксигенации… Все соответствует прогнозу Системы. Паллиативный протокол „Комфорт-Базис“ активирован на максимально доступном для его текущего ОРЖ уровне».
«Максимально доступном?» – голос Элины сорвался. «Это значит – обезболить и ждать? Доктор, посмотрите на него! Он борется! Он хочет жить! Ему всего восемь лет!» Она схватилась за край стола, пальцы побелели от напряжения. Имплант вибрировал предупреждением сильнее. Эмоциональный всплеск. СКС: 52. Зафиксировано.
Карина наконец подняла на нее глаза. Врачебная маска дрогнула. Взгляд был усталым, полным того самого немого сочувствия, которое Элина видела в прошлый раз. И чего-то еще. Бессилия? Раздражения на собственную беспомощность?
«Элина Васильевна, – она произнесла тише, почти шепотом, хотя знала, что стены не слышат, а Оптимум слышит все. – Я вижу его. Каждый день вижу таких. Я… интерфейс. Моя задача – донести решения Системы и обеспечить их выполнение в рамках протоколов. Я не принимаю эти решения. И я не вижу…» Она запнулась, ее пальцы нервно постучали по сенсорной панели, погасив экран. Мир сузился до них троих в стерильной тишине.
«Не видите что?» – Элина наклонилась вперед, ловя каждый вздох врача.
Карина отвела взгляд, смотря куда-то в пространство за спиной Элины. «Официальный прогноз… это лишь верхний слой. Оптимум строит внутренние модели. Теневые прогнозы. Для пациентов с… экстремально низким ОРЖ…» Она снова замолчала, подбирая слова с осторожностью сапера. «Эти модели… они жестче. Гораздо жестче. Они учитывают не только медицинские факторы, но и… системную нагрузку. Экономическую эффективность долгосрочного паллиатива при нулевой перспективе общественной полезности».
«Вы говорите о нем, как о…» – Элина не смогла произнести это слово.
«Ресурсозатратной единице?» – Карина произнесла это чужим, плоским тоном, словно цитируя холодный алгоритм. В ее глазах мелькнуло отвращение – к слову, к системе, к себе. «Да. В теневых моделях для таких случаев используется именно этот термин. И решение там… не о продлении паллиатива, а о его… оптимизации. Минимизации затрат до логического завершения процесса». Она посмотрела прямо на Элину. Взгляд был откровенным и страшным. «Я не имею доступа к этим моделям для Миши. Но логика Системы… она универсальна. Официальный статус пока „паллиатив“, но… оснований для его изменения в ближайшее время может стать достаточно».
Элина почувствовала, как пол уходит из-под ног. Не «может стать», а станет. Скоро. Когда цифра ОРЖ упадет ниже какого-то невидимого порога. Когда затраты на «Комфорт-Базис» превысят установленный лимит для «единицы» с нулевой перспективой. Ее сын. Ее Миша. Станет… расходным материалом в отчете об эффективности. Она обхватила Мишу, прижала к себе, как будто могла защитить его от этих слов, от этой бесчеловечной логики. Он беззвучно уткнулся лицом в ее комбинезон.
«Что… что можно сделать?» – спросила Элина, и ее голос звучал хрипло, чужим. Отчаяние сдавило горло, но где-то глубже, под ледяным ужасом, клокотала ярость. Ярость, которую имплант тут же зафиксировал как опасную аномалию. СКС: 50. Критический порог. Требуется немедленная коррекция.
