Просто хочу, чтобы этот день уже завершился…
И пока я занята кексами и другой выпечкой, дожидавшейся транспортировки, вспоминаю недавний разговор с Хеленой...
– Послушай, ты ни разу не упоминала, как твой старший сын воздействует на женщин... Чем и пользуется без зазрения совести, – сказала я как-то Хелене за чашечкой чая. – Если я правильно посчитала, то только за последнее время он сменил уже третью подружку… Ты не находишь это чрезмерным?
– Разве мальчик виноват, что они сами на него вешаются?! – изумляется Хелена с улыбкой. – Сама видишь, как он хорош. К тому же, это все гены: его отец, мой первый из трех, – она пожимает плечами, – был точно такой же – красивый, статный мужчина, которого не могла обойти взглядом ни одна женщина. И я в том числе, как ты понимаешь... Скольких усилий мне стоило обратить его внимание на себя!
– Тебе? В самом деле? – с недоверием хмыкаю я.
– Мне, моя дорогая, – вздыхает моя собеседница, – мне. – Кажется, на нее нахлынула ностальгия… – Знаешь, сколько таких вот «хелен» вилось вокруг него толпами, но в итоге я всех обошла! – На этом моменте ее мечтательный взгляд делается брезгливым. – Правда, лидирующую позицию я удерживала недолго. Уже через год он ко мне охладел и завел очередную любовницу... Но Гюнтер хотя бы поддерживает нашего сына: оплачивает учебу, а потом поможет с работой, так что о большем я и не прошу, – тихий вздох. – А Доминик так похож на отца: та же харизма, те же глаза и голос. Мне порой даже не по себе делается... Но, признай, он хорош! – хватает она меня за руку и заглядывает в глаза, светясь материнской гордостью за ребенка. – И заслуживает каждого восхищенного женского взгляда, которым его одаривают.
– Трудно с этим не согласиться, – отзываюсь с улыбкой. – По мне, так даже слишком хорош! Внимание женщин избалует его. Вот увидишь, ничего хорошего из этого не получится…
– Сплюнь! – Хелена хлопает меня по руке. – Доминик только внешне в отца, внутри он все же другой. Вот найдет свою дорогую-единственную и сразу остепенится! Уверена, изменять он не станет… – заключает с задумчивым видом.
Не знаю, на чем основана эта уверенность: только ли на желании матери видеть своего сына лучше отца, или на то есть прочие основания, но я вижу, что измена отца Доминика глубоко ранила эту женщину.
– Так вы расстались с отцом Доминика только из-за измены? – любопытствую я.
Хелена улыбается мне одной из своих мечтательно-ностальгических полуулыбок.
– Нет, разошлись мы из-за Алекса, отца Пауля... – отвечает она. – Я встретила его в тот самый момент, когда узнала в очередной Гюнтеровой подружке свою подругу... Помню, шагала, размазывая тушь по лицу, ревела как дура, а Алекс в своей кожаной куртке и с белозубой улыбкой так восхищенно посмотрел на меня, страхолюдину страшную, что я влюбилась абсолютно без памяти... Думаю, только его одного я и любила по-настоящему, – откровенничает Хелена, накручивая на палец золотистую прядь. – Так нет же, ему непременно нужно было разбиться на этом проклятом байке, который он так обожал…
Хелена замолкает на время, а я, не зная, что на это ответить, кроме обычного: «Соболезную», продолжаю молчать.
А она говорит:
– После встречи с Алексом я оставила Гюнтера: забрала сына – и была такова. Мне давно следовало так сделать, да я все на чудо надеялась... Мол, этот кобель переменится, опять воспылает любовью ко мне и, может быть, даже позовет замуж. Как же, держи карман шире!
