Их разговор перетек от чисто профессиональных терминов к чему-то более глубокому и личному, хотя они оба старательно делали вид, что обсуждают исключительно архитектурные проблемы. Артем продолжал задавать вопросы о прошлом здания, о том, как оно использовалось раньше, о его самых значимых моментах. Лея отвечала, делясь информацией, которую она собирала годами, погружаясь в архивы, разговаривая со старожилами района. Она рассказывала о старинных балах, которые проводились здесь сто лет назад, о тайных собраниях художников в начале прошлого века, о периоде забвения, когда здание стояло заброшенным, прежде чем его выкупили и превратили в галерею.
Когда Лея говорила, Артем слушал ее с необычайным вниманием, не перебивая, его взгляд был прикован к ней. Казалось, он не просто воспринимает информацию, а впитывает ее, пропуская через себя, как воду через губку. В его глазах отражалось не просто любопытство, а глубокий интерес, который заставлял Лею чувствовать себя одновременно уязвимой и… увиденной. Никто прежде не слушал ее так. Дмитрий, ее бывший муж, всегда был занят своими мыслями, своими проектами. Ее друзья… они были, но их разговоры всегда оставались на поверхности. А Артем… он словно проникал в самую суть ее рассказов, в самые сокровенные уголки ее души.
"Вы очень трепетно относитесь к этому месту," – заметил Артем, когда Лея закончила рассказ о владельце галереи в 60-х годах, который, несмотря на гонения, тайно поддерживал независимых художников. – "Это чувствуется. Для вас это не просто бизнес".
"Нет. Это не просто бизнес. Это мой дом," – ответила Лея, и сама удивилась тому, как искренне прозвучали эти слова. Она никогда не называла эту галерею "домом" вслух, даже для себя. Но сейчас, произнесенные вслух, эти слова вдруг обрели вес и значимость.
"Я понимаю," – сказал Артем, и в его голосе прозвучало что-то похожее на глубокое, личное понимание. – "Мой отец был таким же. Для него каждое здание было живым существом. Он всегда говорил, что дома нужно любить. Тогда они ответят тебе тем же".
Лея подняла брови. "Ваш отец был реставратором?"
Артем кивнул, его взгляд стал немного отстраненным, словно он погрузился в свои воспоминания. "Он был архитектором. Классическим. Но он всегда ценил старые здания больше, чем новые. Он считал, что в них есть душа. Он умер рано. И я… я продолжил его дело, но немного в другой плоскости. Моя философия – это его философия, просто переложенная на современный лад". Он сделал небольшую паузу. "У него был один проект… старинная усадьба. Он вложил в нее всего себя. Но не успел закончить". Его голос стал тише. "Тогда мне было девятнадцать. Я пытался… помочь. Но не смог. Это было слишком большой потерей для меня".
Лея почувствовала прилив сочувствия. Он редко говорил о себе так открыто. Это была первая трещина в его собственном, безупречном фасаде. "Сочувствую," – тихо произнесла она. – "Терять близких всегда тяжело. Особенно, когда это происходит так неожиданно". Она вспомнила свою мать, которая была для нее всегда такой опорой, такой силой. Мысль о том, что ее мать может быть не вечной, всегда пугала ее, но она старалась отгонять эти мысли.
"Да," – Артем кивнул, его взгляд вернулся к ней. – "Но жизнь продолжается. И мы должны… строить дальше. Восстанавливать. Исцелять. И не только стены". Он снова посмотрел на нее, и на этот раз в его глазах читался не вопрос, а скорее, утверждение. Утверждение того, что они оба несут в себе свои собственные разрушенные участки, свои собственные "трещины в фасаде".
