Хрустальные поцелуи - страница 2

Евгений, кажется, обрадовался проявленному интересу. Он выпрямился, и в его голосе появилась нотка гордости. "Артем Стрельцов. Он специализируется исключительно на реставрации исторических зданий. Его работы… это настоящие шедевры инженерной и архитектурной мысли. Он умеет вдохнуть новую жизнь в старые стены, сохраняя их историю, их дух. Его последняя работа над старинной библиотекой в Петербурге получила международное признание. Он не просто восстанавливает камни, он восстанавливает саму душу места. У него репутация человека, способного на невозможное".

Имя. Артем Стрельцов.

Название.

Слово.

Казалось, воздух в галерее стал плотным, вязким, как густой мед, и каждая частичка света, проникающая сквозь витражи, преломлялась, создавая вокруг нее невидимую, но осязаемую ауру. Это имя, которое она не слышала десять лет, но которое было выгравировано в ее памяти невидимыми буквами, как и все те невысказанные слова, что остались между ними. Слова, которые превратились в осколки, острые и молчаливые, ожидающие своего часа, чтобы пронзить.

Лея почувствовала, как по ее венам разливается не холод, не жар, а нечто среднее, не поддающееся логическому объяснению. Это было похоже на то, как если бы самый большой "Осколок Времени" – то самое треснутое зеркало в центре зала, которое символизировало ее "после" – вдруг начало не только отражать свет, но и пульсировать, выпуская наружу тени ее собственной души, ее самых глубоких, тщательно скрываемых страхов и желаний. Тысячи осколков. Кажется, она никогда не думала, что один из них может быть настолько острым, чтобы пронзить ее насквозь, разорвав привычную ткань ее существования.

Артем Стрельцов. Имя, которое она похоронила под толстым слоем равнодушия, замуровала за неприступными стенами своей рациональности. Имя, которое сейчас, подобно острому хрустальному осколку, пронзило ее сердце, вызывая призрачную, но такую знакомую, почти физическую боль. Боль, которая обещала не просто напомнить о прошлом, но и разбить ее настоящее на мельчайшие фрагменты, лишив ее привычной стабильности.

Евгений продолжал что-то говорить о графиках, о планах, о необходимости немедленно начать работы, но Лея его уже не слышала. Ее взгляд был прикован к центральной инсталляции. Она видела в ней не просто стекло, а отражение своего собственного пути. Каждый осколок – это чье-то слово, чей-то взгляд, чья-то надежда. И вот теперь появился человек, который был частью самого большого, самого болезненного осколка.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. "Хорошо, Евгений. Присылайте мне все документы, как только они будут готовы. Я буду ждать этого… господина Стрельцова". Ее голос был абсолютно ровным, без единой дрожи, как гладкая поверхность стекла, но внутри нее бушевал настоящий шторм. Выставка "Хрупкость времени" должна была стать концом одной эпохи, прощанием с тем, что было. Но, похоже, она станет началом совершенно другой. И это начало было не просто хрупким, как тонкое стекло, оно было опасным, как острый осколок давно забытой, но все еще живой памяти.

После ухода Евгения Лея осталась одна в галерее. Тишина вернулась, но теперь она казалась еще более давящей, наполненной невидимыми вибрациями. Лея медленно прошла вдоль инсталляций, касаясь кончиками пальцев холодных поверхностей. Каждый стеклянный фрагмент казался ей пульсирующим, живым, отражающим не только свет, но и тени ее тревожных мыслей. Она дошла до центральной композиции, того самого треснувшего зеркала, и остановилась перед ним. Ее собственное отражение в тысячах искривленных граней казалось незнакомым – бледное лицо, напряженная линия губ, глаза, полные застывшей боли.