Она кивнула.
Потом вдруг взяла его ладонь и положила себе на шею.
– Если я начну забывать, кто ты – щёлкни мне по носу.
Он усмехнулся.
– А если я забуду тебя?
– Я сожгу всё. Даже хана.
Они оба рассмеялись. Впервые – по-настоящему.
Варвара в это время стояла у колодца.
Глядела вниз.
– Они будут бороться, – сказала она вслух.
– Значит, у них больше шансов стать тенью, – ответил за её спиной Зосим.
– Или – пеплом.
Амбар стоял на отшибе, укутанный плющом и запахом старого воска.
Кто-то сказал, что туда даже Варвара не заходит.
Значит – Жбану туда и надо.
Он вошёл.
Первое, что поразило – тишина с лёгким хрустом, как если бы время здесь было переписано карандашом, а не чернилами.
На стенах – знаки. Не руны. Не письмена. Скорее – скриншоты мысли.
Циклы, стрелки, загогулины.
Похоже на нейросеть в состоянии паники.
Он протянул руку и провёл по одному символу.
Кожа вспыхнула мурашками.
– Не трогай, – сказал голос.
Селиван сидел в углу, обмотанный тряпками, как забытый мануал.
– Вы кто?
– Был… архитектором. Структурником. Строил… смысл.
Пока не понял: смысл здесь сам себя строит – и тут же… демонтирует.
– Вы пытались реформировать деревню?
– Да.
Сначала – как ты: с учётом зерна.
Потом – с цветными флажками: «зелёное – утро, красное – ночь».
А потом… начал чертить это.
Он указал на стены.
– Что это?
– То, что остаётся, когда стирается память. След.
– Почему вы не ушли?
– Я ушёл. Просто не знаю, из чего.
Игорь прошёл вдоль стены. Символы шевелились – не буквально, но…
в каждом следующем взгляде они были немного другими.
– Это вы рисовали?
– Я – нет. Я только… смотрел.
Потом они начали появляться сами.
– Что это значит?
– Что ты не первый. И не последний.
Здесь, в Песочне, всегда есть тот, кто думает, что он «первый, кто понимает».
Жбан сел.
– Значит, всё напрасно?
– Напрасно – это когда не страшно. А ты боишься. Значит, пока ты – ещё человек. А потом… Ты станешь заметкой в деревенской памяти. На день. На век. Или навсегда.
Позже, уже в амбаре, Настасья искала его.
– Что ты там увидел?
– Себя, возможно, в повторении. Может, Песочня – это не место. А ошибка. Цикл в коде мира, зацикленный.
– Тогда как его разорвать?
– Сначала – понять, зачем он. А потом… возможно – не разрывать. А научиться вписываться, но не теряться.
Она взяла у него блокнот.
– Это твоя карта?
– Моя. Вчера.
– Здесь есть дорога…– …которой не было, – закончил он.
Они переглянулись.
– Мы пойдём туда?
– Мы должны. Потому что если дорога появилась без нас – она может привести туда, где нас не станет.
На улице старик Зосим курил кору сосны.
– Снова открылось, – сказал он Варваре.
– Они идут туда, где забытые.
– Пусть. Если дойдут – значит, были.
Тропа вела вглубь холма, как если бы сама земля устала быть плоской.
Настасья шагала первой. KPI – следом. Жбан – последним. Он не мог отделаться от чувства, что каждый шаг повторяет предыдущий, только с легким отклонением, будто они идут в спирали.
– Не отставай, – бросила Настасья, не оборачиваясь.
– Я просто… пытаюсь зафиксировать, как всё вокруг меняется, – пробормотал он.
– Или как всё не меняется?
Жбан кивнул. Хотя ответа не было.
Внизу оказался каменный вход, обваленный и узкий, как глотка зверя. На стене углём было выведено: "Здесь лежит память, которую не просят".
Они зашли внутрь.
Сразу – тишина, давящая, как мокрая вата. Пахло глиной, медом и чем-то похожим на… чернила.
Комната была заполнена вещами: старые сапоги, амулеты, поломанные деревянные печати, рваные списки. На одном листке было имя: "И.Ж."
