– Ты правда думаешь, что они будут работать по этим… “канбан-доскам”?
– Нет. Но если им дать структуру, даже примитивную – у них появится ритм. А из ритма рождается доверие.
– У нас из ритма рождается подозрение.
– У нас – это где?
– Здесь. В XIII веке. Где даже ветер подслушивает.
Он вздохнул:
– Тогда придётся придумать, как переучить даже ветер.
Настасья рассмеялась. Искренне. Первый раз.
– Ну, теперь ты точно попал.
– Почему?
– Потому что ты начал смешить тех, кто давно разучился смеяться. А это опаснее, чем всё твоё колдовство.
А в ставке, далеко в степи, Караш-Буга принимал доклад.
– Он проводит собрания?
– Да, воевода. И пишет. Много.
– Кто с ним?
– Баба Настасья. Монах Леонтий. И свинья.
– Свинья?
– Они зовут её "КПИ".
Караш закрыл глаза. Молча. Ладонь легла на рукоять меча.
– Придумай легенду. Скажи, что хан интересуется сбором дани. Пошли гонца. Послушаем лично. Без огня.
– Не убивать?
– Пока нет. Он интересен.
– А если окажется опасен?
Караш посмотрел на карту, где красной нитью уже обводилась деревня.
– Тогда мы его “оптимизируем”.
К вечеру деревня изменилась. Не внешне – глиняные стены, вонючий навоз и дым от костров всё так же заполняли пространство, как фондовый рынок запахами паники. Но люди стали смотреть друг на друга иначе – с оценкой. Игорь видел это. Они начали сравнивать.
– У него две свиньи. А у меня – одна. Почему?
– Варвара написала, что у неё “4 мешка, и три в уме”. Это считается?
– Я могу быть "тимлидом", если у меня нет зубов?
Настасья сидела на поваленном бревне и пыталась научить Гаврила читать слово “дань”.
– Дважды “д”, потом “а”, потом “н”, потом… – она задумалась. – А потом всё.
– А “ь” где?
– В XIII веке ещё не придумали, – отрезала она.
– Но у Жбана в схемах есть.
– Значит, он из будущего. Или из Новгорода.
Гаврило пожал плечами. Потом написал: “Дан”. Потом добавил точку. Потом зарисовал свинью.
– А можно я заведу KPI себе?
– KPI уже занят. Заведи KPI 2.0.
– Или KPI-mini?
– Не зарывайся, – сказала Настасья и шлёпнула его берестяной линейкой по лбу.
В это же время Игорь обнаружил, что его учётные таблицы пропали.
– Где береста? – спросил он, влетая в сарай.
– Не знаем, – хором ответили два подростка и дед, поедающий репу с лица.
– Она не могла просто исчезнуть!
Он начал переворачивать мешки. В углу он увидел обугленный край бересты.
– Кто-то поджёг её?
– Может, сквозняк.
– Сквозняк с факелом?
Настасья вошла, посмотрела на обломки.
– Это предупреждение.
– От кого?
– От системы.
– Мы не в фильме.
– Мы в реальности. Только здесь, если ты показываешь, что у людей меньше зерна, чем они говорят – ты их оскорбляешь.
– То есть… правда – это агрессия?
– Здесь – да.
Он выдохнул.
– Значит, завтра начинаем всё заново.
– Только теперь – копии в нескольких местах. И не на бересте.
– А на чём?
– На лопатах. Они прочнее.
Тем временем, в чулане под церковью, Пафнутий писал на пергаменте:
"Сие послание к великой ставке. В деревне нашей объявился демон, говорит словом непонятным, свинья ему служит, баба Настасья приворожена, народ восстаёт, не слушает писаря. Угроза хану. Прошу прислать надзор".
Он вложил письмо в мешочек, прошептал заговор, запечатал воском и передал тощему парню с кривыми ногами и глазами-разведчиками.
– Иди. Говори, что соль привёз.
– Соль?
– Ну а что? Не скажешь же – “Я шпион хана”.
– Точно…
Парень ушёл в ночь. Через час его уже видели в деревне, торговавшего солью – по цене “мешок за пощёчину”.
