Фрагмент всё ещё лежал на столе, но выглядел иначе. Линии стали чётче, символы – ярче, а в том месте, где были более свежие штрихи, проступили новые детали. Теперь Ева видела: кто-то пытался дорисовать недостающие части, но делал это неправильно. Линии были проведены обычными чернилами, без понимания сути.
«Семь фрагментов», – вспомнила она слова Первого Картографа.
Марк сказал, что у Лены было три. Значит, где-то существуют ещё четыре части карты. И если Лена исчезла, используя неполную версию…
Ева встала, держась за край стола. Ноги дрожали, но держали. Она посмотрела на часы – половина четвёртого утра. До прихода Марка оставалось шесть с половиной часов.
Времени хватит.
Она достала чистый лист особого пергамента – того, что использовала для самых сложных работ. Изготовленный по рецепту, передающемуся от наставницы к ученице, он мог выдержать любую магию. Затем открыла шкаф с чернилами.
Обычно для карты она смешивала три-четыре оттенка. Для Карты Всех Дорог понадобится больше. Ева доставала флакон за флаконом: чернила из сока несуществующих ягод, из пепла сожжённых нарисованных писем, из слёз радости и слёз печали, из утренней росы мира, где никогда не всходило солнце.
Работая, она думала о видении. Первый Картограф разделил карту не просто так. Он знал, что рано или поздно кто-то захочет использовать её силу. Но почему семь частей? И почему на его руке была карта сада Анны?
«Может, это не та же карта, – пыталась убедить себя Ева. – Может, просто похожая».
Но она знала, что лжёт себе. Связь была слишком явной, слишком специфичной. Каким-то образом судьба её сестры была связана с Первым Картографом и Картой Всех Дорог.
К пяти утра у неё было смешано семнадцать различных оттенков чернил. Они стояли в маленьких хрустальных флаконах, переливаясь в свете ламп. Ева устало потёрла глаза. Осталось самое сложное – понять принцип построения карты.
Она снова склонилась над фрагментом, на этот раз вооружившись не только лупой, но и специальным увеличительным стеклом, которое показывало магическую структуру рисунка. Под стеклом линии карты превращались в сложное переплетение энергетических потоков. Это была не просто карта – это была формула, заклинание, воплощённое в графической форме.
«Я не смогу просто дорисовать недостающие части, – поняла Ева. – Нужно воссоздать саму структуру, понять логику построения».
Она начала делать наброски, пытаясь уловить закономерности. Линии подчинялись какой-то внутренней гармонии, математической и одновременно органической. Это напоминало фракталы, но сложнее – каждый элемент был связан со всеми остальными множеством связей.
В шесть утра в дверь постучали.
Ева подпрыгнула, опрокинув флакон с чернилами цвета полуночи. Тёмная жидкость растеклась по столу, и она машинально промокнула её тряпкой, прислушиваясь.
Стук повторился – тихий, настойчивый.
«Марк? Но ещё слишком рано…»
Она подошла к двери, но не стала сразу открывать.
– Кто там?
– Ева Волкова? – женский голос, усталый и хриплый. – Меня зовут Маргарита Львовна. Я… я знала вашу наставницу. Мне нужна помощь.
Ева напряглась. Вера Семёновна умерла пять лет назад, и с тех пор никто из её знакомых не появлялся.
– Чем могу помочь?
– Это касается Карты Всех Дорог. Я знаю, что у вас есть фрагмент. Пожалуйста, впустите меня. На улице… небезопасно.
Последние слова заставили Еву действовать. Она отодвинула засов и приоткрыла дверь, оставив цепочку.
