Таран сидел рядом. Не подозревая, что рядом с ним мысленно клянутся ползти до цели любой ценой, мужчина непринужденно болтал. Я ни слова ему не говорила. Никогда больше не собиралась с ним разговаривать. С ними всеми.
— …мелким, когда был, однажды в лесу заблудился. Поля, не замерзла? На плащ, — потянувшись под скамейку, он достал свернутый комок, расправил и положил мне на плечи. Я не пошевелилась. — Ну, отклонился с тропы, бывает. А днем раньше мне старшие втирали, что в нашем лесу живет злой дух. Хожу я меж деревьев, понимаю, что не выберусь. Думаю, терять нечего. Встал к ближайшему дереву. Дерево, понятно, побольше выбрал, да покряжистее, духи такие любят… Встал — и давай вслух просить. Помоги, говорю, лесной дух, дорогу найти, ты может и не добрый, но я-то тебе пирожок принесу. Хех! Пообещал, что мог. Понятно, не было у меня ничего. Пацан… Ветки, да камни за игрушки. Пирожки и те мамка пекла.
Уши у меня работали, и против воли приходилось слушать. В районе «пирожка» живот призывно заурчал и мне вдруг до слез захотелось есть.
Себя стало жалко настолько, что я чуть не расплакалась прямо там же. Надо же было родиться такой невезучей и бедной, что даже пирожков у меня в жизни не предвидится, один только голый старый хлеб в мешке и задница быка перед глазами. Задница была большой, с поля зрения никуда не девалась, пирожков я вчера не нашла, да и сегодня… Какие теперь пирожки?
«Пирожков нет, задница есть…» — слезы подкатывали все ближе, и я трагично потянула носом.
— …а, точно! — Таран потянулся назад, просунул руку сквозь плотную ткань повозки, пошарил там и вытянул наружу мешок. Оттуда так вкусно и сильно запахло выпечкой, что нос резко перестал пытаться втянуть в себя слезы и начал втягивать запахи. Когда Таран развернул мешок, стало еще хуже. А мужчина тем временем схватил булку и разом откусил от нее половину. Глядя вперед, я только сжала зубы, клянясь, что никогда больше…
— О, а неплохие! На, оцени! Хотя бы кусни, — он вложил мне в руку булку, жадно поедая свою. — Короче, пообещал я ему пирожка. Пока ждал ответа, заодно спросил, почему мотыльки всегда летают к огню. Они глупые или жить не хотят? Из дерева молчок. Постоял я немного, ничего не произошло, ну и поплелся дальше… Все, думаю, конец. По следу я тогда не умел ходить. И тут из-за дерева выходит… Кто, думаешь?
Независимо держа в руках булку, я представила ситуацию. Заодно старалась не думать, насколько мягкая булка лежит в руке. А, та, будто назло, впитывалась мне в руку. Сопротивлялась булке я, как могла, всей волей. Кто может выйти из-за дерева в лесу?
— Дух? — хмуро предположила.
— Не! — Таран хохотнул, доедая свою булку и хватая следующую. — Вышел оттуда здоровенный кабан и посмотрел на меня, морду наклонил, копытом ударил и кинулся. Я — наутек!
Кабан — это опасно… Слушая, я не заметила, как откусила от булки. Свежая, сладкая… Откусила еще раз, чтобы добраться до начинки, и чуть не застонала: малиновая. Булочка неумолимо побеждала волю. Таран весело глянул на меня, и продолжил.
— Гнал, гнал он меня, и незаметно догнал до села. Потом отстал. Так я и вышел. Вот, до сих пор думаю, меня тот дух спас или просто случайность…
— Дух. — раздался из повозки ленивый голос Сокура. — Злой же. Он тебя кабаном и выгнал взашей. Сдался ты ему в лесу тухнуть.
Я тоже ставила на духа.
— Может и так, — Таран спокойно согласился.
