Аркадий Викторович медленно выдохнул, прежде чем ответить. Его взгляд смягчился на мгновение.
– Ты становишься настоящим ученым, научилась торговаться, – он усмехнулся. – Лабораторию получишь. Оборудование – последнее слово техники. – Пауза. Его пальцы постукивали по толстой папке. – Но архивы… Ты понимаешь, о чем просишь?
Виктория не моргнув глазом выдержала его взгляд:
– Полностью. Отчеты 80-х о закрытых экспериментах по холодному синтезу. Черновики Гольдмана. Всё, что пылится в закрытой библиотеке.
Уголок рта Карелина дрогнул: – А если я скажу, что таких документов нет?
– Тогда мы оба знаем, что вы лжёте. – Её голос звучал тише, но твёрже. – Я видела пометки в вашем экземпляре «Теоретической физики». Кодовые ссылки.
В комнате повисло молчание. Аркадий Викторович вдруг резко встал.
– Свобода действий… – он подошел к окну, глядя на университетский сад. – Знаешь, что это значит на деле? Полное одиночество. Ни прикрытия, ни поддержки. Я уже не смогу тебе помочь.
– Я готова.
Он обернулся. В его руке уже была перьевая авторучка – позолоченная, он её использовал только для особых случаев.
– Подписывай. – Тон не оставлял места возражениям. – Но запомни: с этого момента твои ошибки станут только твоими.
Виктория взяла ручку. Металл оказался неожиданно тёплым.
– А Миронов? – не удержалась она.
Карелин усмехнулся, доставая второй экземпляр договора:
– О, он уже подписал своё соглашение. На своих условиях. – Глаза старика сверкнули. – Интересно, чьи окажутся выгоднее…
Александровский сад встретил её запахом мокрого гранита. Виктория шла, не замечая, как ветер треплет её юбку и срывает с деревьев позолоченные листья.
На скамейке у фонтана она наконец остановилась. Из кармана торчал уголок сертификата – тот самый, что должен был стать золотым билетом в новую жизнь.
"Какой ценой?"
Где-то за спиной хрустнула ветка. Виктория обернулась – на аллее мелькнул знакомый силуэт в тёмном пальто.
"Неужели он…"
Но когда она вгляделась, тропинка была пуста. Только бронзовая статуя А.С. Пушкина с высоты своего пьедестала смотрела на неё с немым укором.
Где-то вдали прогудел корабль на Москве-реке. Начинался дождь. Девушка, заметив первые капли на асфальтированной дорожке, двинулась к метро.
Метро плавно скользило по рельсам, давно миновав час пик. Виктория сидела у окна, уткнувшись в экран планшета – на нем громоздились PDF-ки научных статей. В ушах тихо играл инструментальный джаз, когда внезапно зазвонил телефон.
– Вика, ну что? Как твоя конференция? – голос подруги Евгении пробивался сквозь шум туннеля.
Виктория прижала телефон к уху:– В целом нормально… – она поморщилась, связь то и дело прерывалась. – Слушай, я в метро, тут обрывает. Давай вечером в кафе у ТЦ? Обсудим всё.
– А, хорошо! – Евгения явно улыбнулась. – Тогда в семь?
– Да, – кивнула Виктория, хотя подруга этого не видела.
Виктория закрыла за собой дверь, прислонившись спиной к прохладной поверхности.
– «Привет, солнышко», – мама крикнула из гостиной.
Девушка, сняла и повесила пальто, направилась в гостинную. Там мама, устроившись в кресле с потрепанным томиком Чехова, подняла глаза, улыбнулась и в этом жесте было столько тепла, что Виктория невольно расслабила плечи.
Сестры не было – уроки, кружки, подростковая суета.
«Получила Грант», – выдохнула она. Мама замерла, потом встала так резко, что книга соскользнула на пол. Объятия, смех, слезы. «Грант? Правда?» – переспросила мама, и Виктория кивнула, пряча лицо в ее вязаный кардиган. Не сказала о Миронове. Не сейчас.
