– Что там?
– У мужика документы не в порядке. На детей. Решают.
– Долго? Не знаешь… а можно самому пройти?
– Конечно. А какая разница? – там придётся ждать. – Шофёр смотрит на меня с подозрением.
– Подожду вас на той стороне, – отвечаю я и выхожу. Это глупость, самоубийство, истерика – но больше я терпеть не могу. Пограничники болтают между собой на хорошем русском и лишь мельком заглядывают в протянутый листок «вибуття». До России четыреста метров. Бесчисленное количество раз переставляю чугунно-ватные ноги – шагаю в сторону родной земли. Мне кажется, что иду, но не удаляюсь от глядящих в спину солдат. Похоже на обречённое убегание в детском кошмаре.
Наконец Россия. Оказывается, сегодня не жаркий день, накрапывает грибной дождик, воздух мягок. Вокруг спокойно и тихо, свет неярок, звуки приглушены. Начинаются ломота и озноб. От любого движения бросает в холодный пот. Погружаюсь в болезнь – состояние тревожного обморока наяву.
18.08.2014–29.08.2014
Контрольно-пропускной пункт «Мариновка» разгромлен. Надкусанное, нарезанное причудливыми спиралями железо металлоконструкций воет на ветру. Подхожу к административным постройкам. Вокруг накренившейся мачты с флагом ДНР воронки. По склонам пологого холма, в ковыле, чернеет подбитая бронетехника.
Из-за перегородившего проезжую часть бетонного надолба появляется вооружённый человек. Первым тяну руку:
– Миша.
– Денис, – приветливо отвечает он.
Появляется ещё один тип с автоматом и представляется Игорем. Говорю, что пришёл в ополчение. Денис уходит доложить обо мне и скоро возвращается:
– Сейчас, к тебе командир подойдёт.
В ожидании начальства знакомлюсь с ребятами. Парни «самоходы», как и я.
Денис из Владивостока, служил прапорщиком в погранчастях ТОФа[6].
– Не так давно уволился, и вот опять: здравствуй, оружие! Игорь не конкретизирует:
– С России.
Игорь интересен: тёртый жизнелюб, маленький, мосластый, неопределяемого возраста. Сразу видно – человек способен на многое. На обветренном лице Игоря господствует крупный синий нос, хитрые глазки бойко стреляют из-под фиолетовых подглазий.
– С Норильска! Это где? У меня одноклассник в Тюмени! Да, на железной дороге… Сколько добирался? Пешком… Ха-ха… Видать, сильно-то не заебался! – и он уже запанибрата хлопает по моему округлому, обтянутому майкой, животу.
– Не переживай, на войну всех берут. До начальства щас сходишь, и вертайся ко мне.
Игорю не терпится попотчевать меня резко пахнущей жидкостью, которую разливают бойцы, появившиеся справа от нас. Видимо, команде «Полундра!», вызванной моим появлением, дан отбой. Полная пятилитровая бутыль ходит от кружки к кружке.
– Ты чё можешь? – интересуется Игорь и, не давая ответить, советует:
– Правильно, не признавайся! Я в Чечне две каптёрки вагонкой обшил: полкан наш, Ермолаев, как узнал, что я по электрике шарю, запряг по полной.
В глубине КПП появляются две фигуры и направляются к нам. Игорь исчезает. Рядом остаётся Денис.
– Это командиры отряда, решать по тебе будут. Тот, который мелкий, – позывной Купол, длинный – позывной Второй. Сильно не выёбывайся, – инструктирует он.
Купол – ладно скроенный, щеголевато экипированный воин, выглядит заторможенным. Второму не старше тридцати, одет в чёрную майку с большой нашивкой «Новороссия». На нём офицерская портупея и висящий «по-матросски», едва ли не у колена, «Макаров». У Второго ледяной взгляд и властная мина. По всему видно: Купол исполнитель, солдафон, а «товарищ Второй» – идеолог, делает Революцию. На правой щеке «комиссара» выпуклый багровый шрам: след то ли от лёгкого ранения, то ли от недавно выдавленного фурункула. По тягучим движениям, по сквозящему в глазах, недоступному для простого смертного знанию, но особенно по той суете, какую вызывает его появление, угадывается: Второму доводилось расстреливать.
