Чаем, чуть позже, угощает Артём. Он наливает мне полкружки восхитительно сладкого, душистого напитка из своего термоса. Военный комендант так и не появляется. Около трёх часов ночи караульные отправляют меня спать в подвал штаба. Спускаясь по ступенькам, с удовлетворением отмечаю толщину стен. Звук артиллерийской канонады становится далёким и убаюкивающим. По закоулкам и отсекам катакомбы спят люди. Пахнет бетоном и плесенью. Ложусь на перевёрнутые пищевые коробки, составленные топчаном. Засыпаю, но вскоре пробуждаюсь от холода и комаров. Чья-то заботливая рука накрывает меня куском лёгкой синтетической ткани. «Штора», – догадываюсь я.
Ранним утром, ещё едва светает, выхожу из бомбоубежища на двор. По нему слоняются солдаты в российской «цифре». Тарахтит бензогенератор. Равномерно гудят далёкие залпы. Во рту тяжёлый привкус меди – привкус трусости.
Наконец-то военком на месте, и я иду к нему в кабинет. Николаич – военный комендант гарнизона – оказывается крепким мужчиной средних лет со злым лицом и кокетливой стрижкой. Выслушав меня, комендант изрекает:
– К Малышу.
Ополченец с позывным Сержант – начальник караула и штабной старшина – записывает мои паспортные данные. В потухшем взгляде Сержанта угадывается матёрый тыловик. После назначения на место службы меня вместе с ночным караулом отправляют досыпать в военкомат. Идём по пустым неровным улицам. У одноэтажного барака вижу солдат и женщин в белых халатах, сидящих на фоне сохнущих простыней. Люди заняли снарядные ящики и скамейки. Многие бойцы в бандажах и повязках, рядом с некоторыми лежат костыли. Раненые отвечают на моё внимание сдержанно-гордыми взглядами. Выздоравливающие и госпитальный персонал похожи на посетителей летнего кинотеатра, засидевшихся до утренней серости у погасшего экрана. Это зрелище почему-то меня успокаивает.
Комната, выделенная под ночлег, находится на втором этаже военкомата. В ней пусто, лишь ворох старой одежды у входа.
– Располагайся здесь, – указывает один из бойцов на толстый матрас, расстеленный в углу.
– Этому уже не понадобится. Да не… в хорошем смысле… Занимаю указанное место. И подушка! И ватное стёганое одеяло! Вот это комфорт!
Из окон комнаты открывается вид на Саур-Могилу. Там – ад. До высоты не близко, но всё, что на ней происходит, видно хорошо. Чёрные столбы земли с огненными вспышками у основания беспрерывно поднимаются над холмом. Взрывы идут то рядами, то вразнобой, то в шахматном порядке. Короткие паузы между залпами заполняют одиночные, чудовищные разрывы. Их гул доходит не столько звуком, сколько содроганием пространства. «Если там, под обстрелом, остались живые, разве они не сошли с ума?» – думаю я и спрашиваю стоящего рядом ополченца Владимира:
– Это кто херачит?
– Наши, – отвечает он.
* * *
Насмотревшись на артобстрел, ложусь читать поднятые с пола газеты: «Донецкий Кряж» – издание донецкого ополчения – и украинскую патриотическую малотиражку, выпускаемую для военнослужащих ВСУ. В украинской натыкаюсь на забавный фотоколлаж – Владимир Путин склоняется над картой Украины, держа в руках бензопилу. Ухмылка российского президента и направление режущей поверхности инструмента не оставляют простора для фантазий – будет пилить. «„Дружба“ – наше главное оружие!» – гласит подпись под карикатурой.
Днём отправляюсь на городской рынок, докупить часть военной формы, ремень и кое-что по мелочи. Кстати, офицерскую камуфлированную куртку мне дарит лично военный комендант Снежного.
