Мама следила за тем, чтобы в доме были чистота и порядок, и все, кто к нам приезжал, уважали раз и навсегда установленные мамой правила. Только не дядя Ваня! Ещё раз оговорюсь: я была воспитана мамой и папой, а значит, аккуратности и наблюдательности мне было не занимать. Я прекрасно понимала, что всё, что дядя делает не так, происходит из-за того, что ему дела нет ни до кого из нас. Был такой случай: мама должна была отвести меня в садик, а папа в это же время собирался на работу. Брат мой Владик уже ушёл в школу – и слава Богу! Папа брился и порезался, и никак не мог найти одеколон. Бутылочка всегда стояла на одном и том же месте – на комоде в коридоре. Я видела, как дядя Ваня брал этот флакон и ходил с ним в туалет. Я хотела спросить дядю, где он оставил пузырёчек – надо же было помочь папе! Но его серый глаз смотрел мимо меня, лицо было злым. Тогда я сама пошла в туалет и увидела одеколон, вернее, пузырёк из-под одеколона, за трубой. Я обрадовалась, вытащила флакон и понесла папе.
– Папочка, тут немножко осталось…
На дне виднелись жёлтые капли, крышечки не было… Я никогда прежде не видела папу таким. Он рванул на себе галстук и рубашку с такой силой, что пуговицы полетели во все стороны. Папа сильно побледнел и как-то неуклюже лёг на диван. Мама капала капельки в рюмочку из серванта, руки у неё тряслись, и несколько капелек упали на стол. Запахло больницей… Мама повернулась к нам: – Воды!
Вы думаете дядя Ваня пошёл за водой?! Да как же!! Я побежала!
Я не знаю, что произошло в моё отсутствие в комнате. Наверное, Иван нахамил маме, и папа что-то сказал ему по-мордовски – полагаю, резкое и неприятное. Папе становилось хуже, и мама вызвала врачей, а я не понимала, почему дядя Ваня такой злой и почему он не любит папу.
Как и все дети в таких ситуациях, я чувствовала себя виноватой. Это я принесла бутылочку! Это всё из-за меня… Я убежала на кухню и спряталась под стол. Но мне этого показалось мало – стянула клеёнку со стола и накрылась ей с головой. И как-то сразу успокоилась. Захотелось спать… Сквозь сон услышала мамин срывающийся голос:
– Где ребёнок?!
И мамины руки… Мама обнимала меня и плакала.
Бедная мама! Её девочка, её ребёнок мог задохнуться…
Мама, папа, врачи… Прибежали соседи – Не нужно ли помочь? И только Иван Яковлевич сохранял олимпийское равновесие.
Выпил двести миллилитров одеколона и не отравился! И моя мама! Прелестная, интеллигентная женщина, звонила в ПНД и спрашивала, какие могут быть последствия… Да гнать его надо было!
Иван Яковлевич сменил много профессий. На дверь ему указывали из-за пьянства. И если бы не папино покровительство, сидеть бы ему на скамье… Я не понимаю, почему папа так близко к сердцу принимал братово поведение? Умный человек, должен же был понимать, какова суть этого человека. Напечатали в центральной газете фельетон по поводу пьянства Меркушкина Ивана Яковлевича. И что? Так ведь не папа пил! Из-за этого фельетона папа нервничал несколько дней. Мама как могла старалась успокоить папу. Говорила, что ничего не изменить. Такой человек Иван. – Побереги, Григорий, себя, о детях подумай…
Жизнь есть жизнь, у папы своих забот было предостаточно и вроде бы он успокоился.
Воскресенье. Папа дома. Мы обедаем. Звонок в дверь… И кто же является на огонёк? Дядя Ваня. Конечно же, нетрезвый. Мама захлопотала: – Давай, Ваня, садись, покушай… Папа посерел лицом, ничего не сказал, только через два дня положил своего брата в больницу. Что там был за диагноз – я, конечно же, не знаю. Помню только, что мама отдельно что-то готовила по диете, и мы с мамой каждый вечер ездили навещать «болящего» – с полными авоськами, на другой конец города. Почему мама брала меня с собой? Я не знаю. Оставить меня было с кем. Наверное, какие-то причины были.
