Мордвин - страница 12
Отблагодарил дядюшка маму сверх всякой меры! Пить ему в больнице не давали. Денег у него не было, а был за Иваном Яковлевичем хороший надзор и качественное лечение. Лечила его зав. отделением, Зоя Дмитриевна Радаева. Мои родители её очень хорошо знали. Полагаю, лечили дорогого родственника от цирроза печени. Сколько пьющий человек может терпеть без водки? Недолго. Пришли мы в очередной раз его навещать и встретил он нас отборным матом. Меня моментально передали какой-то медсестре из процедурного кабинета, а мама с Зоей Дмитриевной имела неприятный разговор. Стояли они за дверью процедурной, и я часть разговора слышала. Оказывается, Иван Яковлевич крыл Зою Дмитриевну матом, и Зоя Дмитриевна намеревалась его выписать. Тем более, что обследование проведено. А лечиться можно и амбулаторно.
Я помню, как дрожал мамин голос, когда она просила оставить этого, с позволения сказать, родственника, в больнице. – Ради Григория Яковлевича, Зоя Дмитриевна, я вас очень прошу… Ради Григория Яковлевича оставили. И прекрасно пролечили. А надо было выписать.
Считала, считаю и буду считать! Нельзя потакать хамскому поведению. Нель..зя! Попустительство до добра ещё никогда не доводило.
Мы возвращались с мамой домой, и мама всю дорогу молчала. Отворачивалась, украдкой вытирала слёзы. В своём розовом возрасте что такое ненависть я ещё не знала. Но честное слово! То, что я испытывала в тот вечер, именно так и называлось!
Наконец мы дошли до нашего дома. Мама остановилась, присела на корточки, обняла меня…
– Доченька, я хочу попросить тебя…
– Я не скажу папе, прошептала я. Мамочка, не плачь. Не пла..ачь!
Мои родители учили своих детей порядочности не только на словах – прежде всего на деле. Я не помню, чтобы в нашей семье говорили одно, думали другое, а делали третье. Такого никогда не было. И то, что произошло в тот далёкий-далёкий вечер, не просто отложилось в моей памяти. Мне до сих пор больно!
Мама! Если Вы слышите меня – знайте! Вы не покривили душой. Конечно же, нет. Ваша невысказанная просьба была просьбой во спасение. И я отлично поняла Вас!
Маленький – не значит глупый или непорядочный. Я бы не рассказала ни папе, ни кому-либо другому о том, что произошло в больнице, ибо скотскую неблагодарность ближнего надо было ещё суметь осознать и пережить. В шесть лет я впервые испытала жгучий стыд за поведение другого, ещё и взрослого человека.
Прошли годы… И мама, и я помнили этот безобразный больничный спектакль. Но папа до конца дней своих о нём ничего не знал.
Заканчивая рассказ о моём дошкольном детстве – вернее, о самых ярких событиях, я не могу не описать ещё два эпизода.
Произошло это во времена репрессий. Значит, жили мы в финском домике и ходила я в ненавистный детский садик, где меня дразнили лягушкой. Была у меня подруга Ниночка. Прекрасно воспитанная, доброжелательная девочка. Родители её работали в средней школе. Папа – географ, а мама, честно говоря, не помню, что преподавала. Да это и неважно. Жила с ними ещё и бабушка – папина мама. Ниночка меня не обзывала, наоборот, старалась окружить вниманием. Девочка была постарше на полтора года, и расположение взрослой Ниночки мне очень льстило.
Я проснулась ночью от приглушённых голосов. Плакала пожилая женщина, а папа её успокаивал.
– Ирина Васильевна, соберите необходимое, берите внучку и приходите к нам. Вам дома оставаться нельзя. Я отправлю вас в район, к хорошим знакомым. Там вы будете в безопасности.