Плохо было ещё и то, что развитию детей в семьях внимания уделялось мало. Если вообще уделялось. Детские книги и игрушки покупались редко, и дети шли в первый класс абсолютно неподготовленными. В детских садах детей учили многому, но далеко не все дети ходили в садики. Детских дошкольных учреждений катастрофически не хватало. Вся нагрузка образования детей ложилась на среднюю школу. И прежде всего – на младшие классы. Учителя младших классов работали сверх всякой меры. Дополнительные занятия с отстающими входили в их обязанности. А отстающих –полкласса! В каждом классе сорок человек. Классов с первого по десятый обязательно по четыре: четыре первых, четыре вторых… и так до десятого класса. Занимались дети в три смены. Первая смена – начальные классы, начинали учиться с восьми утра; вторая смена – это средняя школа. То-есть, с пятого по восьмой класс, учились с двенадцати и до четырёх. А уже с четырёх вечера и до девяти, а то и до десяти, учились восьмые, девятые и десятые классы. Классы обозначались буквами от А до Г. В некоторых школах были и Д классы.
В 1955-м году, в декабре, мне исполнилось долгожданных семь лет. И в следующем году, в сентябре, я должна была пойти в первый класс!
Я уже писала, папа попал в авиакатастрофу. Г.Я. Меркушкина оперировали два прекрасных хирурга – Морозова Мария Васильевна и Шавензова Елена Зиновьевна. Операция прошла успешно, и папа не остался обездвиженным инвалидом.
Не знаю я таких слов, чтобы сказать, какую благодарность я испытываю к двум женщинам, просто.. делавшим.. свою.. работу.. И давшим сотням людей вторую жизнь!
Мария Васильевна! Елена Зиновьевна! Вас помнят и поминают добрым словом поколения! И ещё долго-долго будут помнить и поминать внуки и правнуки вами спасённых.
После операции здоровье папы оставляло желать много лучшего. И мама в очередной раз стала выхаживать мужа. Пишу эти строки и вижу маму… Мама стоит перед зеркалом и трогает седую прядь. Яркая, блестящая, извилистая дорожка не портила маму, не придавала ей возраст. Скорее подчёркивала красоту тёмных волос и молодого лица. Беда лишь в том, что красивая платиновая прядь не была данью моде, а была эта прядь результатом бессонных ночей, слёз и страха. Страха за жизнь любимого человека и благополучие своих детей, теряющих отца… И как бы сложились наши судьбы, если бы папа умер…? Если бы мама спасовала перед бедой, отдалась бы горю?
Какая-то мистика присутствовала в судьбе мамы. 1944-й год – папа на фронте, несколько раз тяжело ранен. Мама выходила его. Прошло одиннадцать лет. Начало 1956-го года. Март, авиакатастрофа. Папа между небом и землёй. Надежды мало… Мама опять и снова возвращает папу к жизни. 1966 год, август. Первый папин инфаркт. Мама у папиной постели день и ночь. Папа выжил. И прожил ещё двенадцать с половиной лет…
Что я могу сказать о своих родителях? У них не было двух отдельных жизней, а была одна – одна на двоих, глубоко преданных друг другу людей. И именно мама являлась тем остовом, на котором держалась папина жизнь и расцветал его талант!
В конце августа родители должны были ехать в санаторий – папе необходима длительная реабилитация. Перед мамой встал вопрос: или ещё на год откладывать моё образование, или брать меня с собой и определять в местную школу за семь километров от санатория. Выход нашёлся! Меня взяла к себе на всю первую четверть семья Шорохова Семёна Марковича – секретаря мордовского обкома КПСС. Дядя Сеня, тётя Катя (Екатерина Константиновна) и их дочь Валя – люди, которым я пожизненно благодарна за их поступок. Не так это просто, скажу я вам, заботиться о чужом ребёнке, пережившим стресс.
