Как хорошо, что он теперь далеко, на другом континенте, да к тому же в тюрьме, и сидеть ему еще довольно долго!
Дверь в ванную открылась, пуская в темную комнату поток света и Леона, объятого, будто бы обласканного им. Само совершенство: стройные ноги, широкая грудь, руки идеальной лепки, плечи, развернутые широко и горделиво, волевое лицо. Моника вздохнула, предвкушая новую порцию сладкого. С чего Леон начнет в этот раз? Или надо самой проявить инициативу?..
Мысль была неожиданной, а оттого неловкой, смущающей, но в любом случае сделать что-то Моника так и не успела, потому что Леон вместо того, чтобы забраться к ней на кровать, поднял с пола джинсы, которые совсем недавно смахнул с себя вместе с бельем, и принялся одеваться.
— Спасибо, Моника. Отлично потрахались.
— Но…
— До встречи на работе!
— Но я думала…
— Сама ж говорила, что завтра рано вставать на смену. Будет неплохо выспаться, а с тобой рядом, боюсь, не выйдет, — Леон засмеялся, шагнул ближе, нагнулся к растерянно замершей Монике, быстро чмокнул ее в губы и пошел в сторону выхода. — Не забудь запереть за мной дверь! А то Нью-Йорк — не то же самое, что ваша тихая Европа.
Он был весел, спокоен и абсолютно прав, но все же… Моника послушно встала, накинула на себя халатик, висевший за дверью ванной, и пошла запереть замок. Хотелось пить и есть. Но больше всего хотелось другого. Того, что обещал неиспользованный презерватив, так и оставшийся лежать на тумбе в изголовье кровати. С другой стороны, и хорошо, что Леон решил ограничиться одним заходом. Без привычки завтра было бы тяжеловато — большой мальчик Леон Адан действительно оказался большим везде.
***
Утром Моника проснулась с большим трудом. Она приподнялась, потыкала пальцем в иконку выключения будильника на разбудившем ее смартфоне и снова рухнула на подушку. Ощущения были странными: все тело болело, тянуло между ног… Когда полусонные мозги начали мыслить более-менее связно, это поначалу неприятно удивившее состояние получило мигом вспыхнувшее в мозгу объяснение: Леон! Моника глубоко вздохнула и прикоснулась к губам. Они казались теплыми, припухшими и как будто чужими. Зацелованными!
— Леон, — сказала Моника уже вслух, прислушиваясь к тому, как в тишине ее спальни прозвучало это красивое мужское имя. Снова поерзав в кровати, она прикрыла глаза.
Затвердевшие от накативших воспоминаний соски остро чувствовали дразнящее прикосновение пододеяльника. Моника коснулась каждого, а после просунула руку между ног, чтобы ощутить, какое все там чувствительное и опять влажное, хоть вчера вечером перед тем, как лечь спать, она сходила в душ, представляя как совсем недавно тут под колючими струями воды нежился Леон: проходился большими сильными ладонями по гладкой коже торса и ягодиц, намыливал, а после обмывал водой яички и член… Очень красивый, совершенный по форме, тяжелый…
Сегодня на работе они увидятся, а после смены, быть может…
Затуманенный разгоревшимся желанием взгляд упал на часы, висевшие на стене, и Моника, охнув, подхватилась: осталось совсем ничего, чтобы успеть привести себя в порядок и, уходя из дома, выглядеть, как и полагается пожарному. Очень невыспавшемуся пожарному, абсолютно сексуально неудовлетворенному пожарному, страшно неуверенному в себе и в только-только зародившихся отношениях пожарному…
Обычно, если позволяла погода, на службу Моника предпочитала добираться пешком, но сегодня она спешила, а потому спустилась в метро и уже через десять минут выходила на той станции подземки, которая располагалась в двух шагах от пожарной части. Всего-то и нужно пройти немного до угла и свернуть направо…
