Она не соврала Леону: кроме Вернера в жизни Моники других мужчин действительно не было, так что сравнивать она могла только с ним. Точнее так: не хотела, но невольно сравнивала. И каждый раз выходило, что сравнение это оказывалось в пользу Леона. Он был больше и сильнее, но при этом нежнее и внимательнее. Он был умелым, точно знал, чего хочет и не стеснялся об этом говорить, но при этом следил и за реакциями Моники, поразительным образом понимая, как сделать так, чтобы хорошо стало и ей.
И ей было очень хорошо! Раньше, читая в разного рода дамских романчиках про «они кончили вместе», она не сомневалась: это выдумка, что-то, годное для книг и фантазий, но невозможное в реальной жизни. Просто потому, что с Вернером они никогда и близко ни к чему подобному не подходили. Он говорил, потому что сама Моника слишком холодна для по-настоящему яркого секса. Она в глубине души была уверена, что есть в том вина и с его стороны, но молчала, не будучи ни в чем уверенной просто потому, что сравнивать было не с чем.
И вот теперь Моника уж так сравнила, что теперь могла только лежать и вяло ловить себя в пространстве и во времени — мозги, сейчас более всего похожие на лаву, неторопливо и огненно кипящую в жерле вулкана, варились… но не варили.
— Господи! — она выдохнула и потянулась так, что в глазах потемнело.
Леон, оказавшийся чистюлей, ушел в ванную, и вскоре там зашумела вода. Некоторое время Моника размышляла, не присоединиться ли к нему, но, во-первых, не рискнула нарушать личное пространство пока что еще малознакомого, в общем-то, мужчины, а во-вторых, казалось, что могут подвести собственные ноги: во всем теле чувствовалась такая сладкая, текучая расслабленность, что вообще не хотелось шевелиться. Хотелось лежать, скрутившись в кошачий клубок, и мурлыкать, улыбаясь и прикрывая глаза.
Леон! Ах боже мой! Леон! Каким же он оказался! «И чего я так долго боялась сближения с ним?»
Моника скосила глаза на квадратик еще не использованного презерватива, который с очевидным намеком лежал на прикроватной тумбочке. Значит, будет еще один раз?.. Неужели такой же впечатляющий? Неужели Леон сумеет подарить новое столь же глубокое наслаждение, но… как-нибудь по-другому?
Моника тронула себя между ног. Там было горячо и мокро. Джейн говорила, что многим мужчинам нравится особый вкус женского местечка сразу после испытанного этой самой женщиной оргазма. Мол, ни с чем не сравнить это ни по запаху, ни по вкусу. Что если Леон захочет?.. Стало неловко. Моника рассмеялась и перекатилась на живот, не сводя взгляда с двери в ванную комнату.
Вернер куни своей жене никогда не делал. И всегда говорил, что это ниже мужского достоинства. А вот женщина должна. Должна удовлетворять мужа в том числе ртом, должна быть в этом деле умелой, должна слушаться и терпеть… В лексиконе бывшего мужа вообще было очень много слова «должна». Почти как у мамы самой Моники…
А еще он любил говорить, что сделал из своей жены женщину. В чисто физиологическом смысле это было действительно так: Моника лишилась девственности с Вернером. И он оставался ее единственным любовником до встречи с Леоном Аданом, который вот только что и дал понять, что бывший муж врал ей, как врал во многом другом. Что бы ни сделал из Моники Вернер — если он хоть что-то мог из нее «сделать» — это не имело ничего общего с сексуальностью.
