Все
принадлежало нам.
Все
воспоминания за последние пятнадцать лет наши, в каждом мы — неделимое целое.
Пятнадцать
лет. Треть жизни. Я посвятила себя этой любви и этому мужчине.
Когда
я склоняюсь над унитазом, раздается страшный грохот. Должно быть, Марк исполнил
обещание и выбил дверь. Но треск слетающего с петель дубового массива соизмерим
оглушительностью с взрывом водородной бомбы. Звон в ушах настолько сильный, что
я не слышу его шагов.
Мое
тело, похоже, твердо намерено избавиться от некоторых органов, которые я (пока
что безуспешно) пытаюсь исторгнуть.
—
Женя…
Я
по-прежнему не слышу голоса Марка, но интуитивно чувствую, как он произносит
мое имя, боязливо дотрагиваясь до плеч.
—
НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! — я чувствую, как натягиваются голосовые связи, и воплю с
широко раскрытым ртом.
Но
я себя не слышу.
Марк
разворачивает меня, осторожно встряхивает и шарит по моему лицу встревоженным
взором. Тошнота застревает в области солнечного сплетения, уплотняется и
пульсирует — громче, яростнее сердца.
Я
интенсивно мотаю головой, отказываясь смотреть мужу в глаза.
Мерзко.
Больно. Когда он только дотронулся до меня, я почувствовала себя измаранной в
канализационных отходах с головы до ног.
—
…Все совсем не так, слышишь?! Женя, ответь мне!.. — от силы, с которой Марк
пытается воззвать ко мне, в моих ушах, будто залитых бетонной смесью,
образуются трещины, и через них едва уловимым дуновением ветра просачиваются
его слова.
Я
слабо толкаю Марка.
—
Сволочь…
—
Приди в себя! — а он в ответ сердито кричит.
—
Уйди, — я закрываю глаза. — Проваливай, — вновь отпихиваю Марка. — Убирайся
отсюда! Вы оба! — взмахиваю ресницами, устремляя на него испепеляющий взгляд.
—
Не сходи с ума, — рычит он. — Сама что-то придумала у себя в голове и поверила
в это.
Я
бурно всплескиваю руками, стряхивая с плеч его противные длани.
—
Какой же ты!..
—
Мама? Папа? — из спальни доносится дрожащий голос Ани. — Почему вы кричите друг
на друга? — дочка заливается слезами. — Почему вы ссоритесь? Перестаньте! —
топает худой, как спичка, ножкой.
Моя
маленькая, хрупкая девочка. На нее взвалилось тягостное бремя.
—
Иди к себе, Аня, — приказывает ей Марк.
—
Н-но… — нерешительно делает к нам крошечный шажок, скукоживается от страха,
очутившись под летающими словами-снарядами в самом эпицентре сражения между
собственными родителями. Господи, ее всю трясет!
—
Иди к себе! — рявкающим тоном повторяет указание этот монстр.
—
Не ори на нее! — ополчаюсь на мужа. Мы схлестываемся в зрительной схватке. — Не
смей повышать на нее голос. Ты только что утратил это право, понял?
Марк
с экспрессивной несдержанностью бьет кулаком по раковине. Аня начинает выть и
что-то нечленораздельно молвить. В эту минуту я больше всего на свете хочу
схватить ее и увести вместе с Яном как можно дальше отсюда.
Но
меня опережают…
—
Анют, пойдем со мной, — Аделина, пряча бесстыжие глаза за завесой длинных
волос, тянет к ней свои пальцы.
Меня
ослепляет внезапная, буйная ярость. ОНА
УЖЕ ДОБРАЛАСЬ ДО МОЕГО МУЖА, А ТЕПЕРЬ ПЫТАЕТСЯ ОТНЯТЬ ДОЧЬ! Глаза застилает
красной пеленой безумства. За считанные мгновения оно подчистую стирает из
памяти все доброе, что я когда-либо испытывала к этой девушке.
—
Не приближайся к ней! — от моего неистового рева Аделина отскакивает от Ани в
сторону. И таращится на меня так, словно совершенно не понимает, почему я вдруг
на нее с кулаками кинулась… Я этого не замечала, пока не ощутила скованность
рук. Марк крепко зафиксировал меня, встав за спиной, и удерживает от расправы
над маленькой дрянью.
