—
Успокойся, Женя! Ты пугаешь ребенка! — Марк шипит мне в ухо.
Анютка
низко склоняет голову и закрывает личико ладонями.
Выбивает
двери, колотит раковины и вытворяет со своей приемной дочерью всякую дичь на
глазах у нашего сына он, а пугаю в конечном итоге я?
Ему
почти удается перевести на меня стрелки, и я успокаиваюсь, тем не менее, не
из-за влияния навязанного осуждения за проявление эмоций, а потому что ставлю
слетевшую с колеи стабильности психику десятилетней дочки на первый план. Если
мы продолжим в том же духе… боюсь представить, чем это обернется для Анечки. И
для Яна.
Хотя
бесспорно одно.
Прежними
нам не стать никогда.
АДЕЛИНА
— Если в тебе осталась хоть капля
совести, уходи и забудь дорогу обратно…
Ее
неистово горящие глаза, обнаженные в оскале зубы, атакующая поза прочно
врезаются в память. Но я совершенно не помню, как покидаю квартиру Платоновых.
«Включаюсь» в реальность резко и осознаю, что бреду в направлении остановки,
судорожными рывками глотая стылый воздух. Накрапывает дождь, орошая мое
пылающее лицо спасительным холодом.
Вот
и все?
Да…
Какие тут могут быть сомнения.
Я
потеряла то последнее, что помогало держаться на плаву. Собственной рукой
уничтожила крупицы спокойствия. Никто не принуждал меня отвечать на поцелуй
Марка, поддавшись порывистому желанию. Никто не приставлял острие ножа к моему
горлу, требуя постанывать от его рук, блуждающих по телу. Хотела бы я отмотать
время назад и ненадолго включить мозг, чтобы не допустить такого исхода
событий.
Ирония
в том, что я планировала поставить точку в нашей порочной связи. Сегодня, или
завтра. В ближайшее время… Но Марк, будто предчувствуя неладное, так и рвался
занять мой рот своим языком, всячески отвлекал. Против его природной
чувственности и пылкости невозможно устоять.
—
Адель! Стой!
Я
делаю вид, будто не слышу оклика Марка и пытаюсь идти быстрее, а ноги вязнут в
незримом болоте.
Какого
черта он пошел за мной?!
Все-таки
Марк догоняет и тормозит меня, хватая за локоть. Я прижимаю к груди подбородок,
чтобы не видеть его беспокойного лица, нависшего над моим.
—
Куда ты идешь? — спрашивает с отдышкой и хочет дотронуться до волос, прилипших
к моей щеке. Я дергаю головой, избегая физического контакта. — Адель, — хрипло,
с болезненным надрывом выговаривает мое имя и со свистом втягивает воздух. —
Прости. Это случилось из-за меня.
Его
героизм похвален, но…
—
Мы оба виноваты.
—
Это не так, — мягко возражает Марк, вновь пробуя коснуться моего лица. — Все
из-за меня.
Я
отмахиваюсь от его теплой ладони и шагаю назад.
—
Почему ты выгораживаешь меня? Я же только и умею, что отравлять людей, которые
мне дороги. Я все гублю!
Из-за
меня погибла мама.
Если
бы мы не поссорились в тот вечер, она была бы жива. Если бы мама не ответила на
мой звонок, пока вела машину, если бы не вспылила, пытаясь угомонить мой
капризный нрав и осадить, отказав в посещении вечеринки, на которую меня
пригласила подружка. Если бы не поддалась моей истерике и прервала разговор,
настояв на том, что мы продолжим беседу дома. Столько незначительных «если бы»,
сложившись воедино, спасло бы моему единственному родному человеку жизнь.
—
Почему стоишь здесь и распинаешься передо мной, словно я — жертва, а не твоя
жена? — тычу пальцем в направлении их дома, затерявшегося в красках
сгустившейся над городом вечерней тьмы. — Почему ты не там, не с ней и детьми?
Почему не валяешься у них в ногах с мольбами простить, а бежишь за мной? Это
неправильно, понимаешь ведь? Нам давно следовало все прекратить…
