Вдруг Маркес в последней попытке берет 2,16. Пеняев лишь ухмыльнулся – нет смысла суетиться, когда твой личный рекорд 2 метра 20 сантиметров.
Судьи поставили планку на 2,18.
Перед прыжками Борис обычно думал о чем-то хорошем. Вот и тогда он закрыл глаза и представил, как мутит с Екатериной Сечиной – шикарной барьеристкой из Харькова. Они лежат на диване гостиничного номера, его рука медленно заныривает под резинку ее адидасовских брюк, а там…
Борис сидел на скамейке под брезентовым навесом и чувствовал, как что-то сладостно набухает в трусах. «У тебя единорог проснулся», – любил говорить в таких случаях его тренер. Борис тщательно зашнуровал кроссовки, вытерся полотенцем и начал готовиться к разбегу. Он попросил зрителей задать хлопками темп. Уперся толчковой левой о беговую дорожку и рванул.
Борис на автомате под острым углом подбежал к планке и мощно оттолкнулся. Свободно перенес правую ногу, за ней красиво и с большим зазором пролетало и тело. Борис даже успел улыбнуться. И вдруг он задел планку своим эрегированным членом.
Упав в песок, Пеняев кончил.
– Вот так я просрал олимпийское золото, – резюмировал наш разговор подвыпивший Борис Николаевич.
И потом зачем-то добавил:
– А Катя, сука, больше любила женщин.
Заур записал что-то в свой молескин, но при этом сказал:
– Не, прыгун не подойдет. Кому интересно его ретроговно? Думай дальше! Шнура знаешь? С Мияги не кентуешься?
Этот разговор начинал надоедать. Тем более, на нас уже косились с других столиков. Но я зачем-то ответил:
– Алику позвони. Он вроде как в этой тусовке. Помнишь его фотку с Эми Уайнхаус?
В прошлом году наш друг Алик съездил в Лондон. Клялся, что целовался с Эми Уайнхаус, даже когда ему сказали, что она давно умерла.
– Шаришь, я его все! Мы утопим этот мир в премиальном дерьме! Ты со мной?
Не дождавшись ответа, Заур отлучился за очередной порцией пива. И пока он что-то отчаянно объяснял бармену, я глазел на людей.
Девушка пила коктейль, видимо кого-то ждала, и от скуки снимала на телефон свой маникюр. Люди, которые фотографируют сами себя, хуже алкоголиков.
В углу выпивала пара молодых людей. Один подбадривал другого:
– Я тебе говорю, вернется твоя дура, обязательно вернется!
– Она вернется, чтобы забрать свои вещи.
Откуда в нас взялась вся эта фальшивая киношная болтовня? Почему все мы – немного Хемингуэи?
Надо мной навис Заур с двумя полными кружками:
– Завтра стыкуемся с Аликом и едем к депутату Пеликанову – вроде как ему интересно.
– Думаешь, кто-то купит NFT-какашки депутата?
– Придурок, Пеликанов по слухам чпокается с Юлианом Барановым. Ну тот, который играет следователя-вампира в «Копах на самокатах». Для начала сойдет!
Все знают, что ближе к полтиннику мужчины медленно, но уверенно превращаются в развалины. И я сейчас больше об ощущениях и отношениях, хотя и в физическом смысле мы конечно же тоже уже немощные старики. О женщинах я такого не скажу, никогда не был в их шкуре.
И вот мы мечемся между минимализмом и метеоризмом, онанизмом и гедонизмом – ничего не спасает. Остается глотать таблетки и ждать окончания очередного невыносимо скучного дня.
Мне еще как-то повезло, мой активный жизненный цикл чуть притормозил на отметке 30—40 лет. Тогда казалось, вот оно – второе или даже двадцать второе дыхание: какие-никакие деньги, условная независимость и статус беспечного пьянчуги с веселым характером и творческой жилкой.
