Бранну нравилось чувствовать себя причастным. Нравилось, что леди Амброзия покровительствует ему. Особенно в моменты, когда он сомневался в том, что хоть кому-то нужен он сам, такой, какой есть. Он был готов боготворить её за то, что она одна во всём мире не пытается его переделать, поэтому приходил на Недворцовую почти каждую ночь. Леди Амброзия не возражала — лишь мягко намекала притормозить, когда видела, что он совсем истощён.
Сейчас герцог всё же взял паузу, как собирался, и тётушка не могла нарадоваться на то, как порозовели его щёчки. То, что причина этому не здоровый сон, а первый ударивший морозец, она, видимо, не учла.
«Уникальное предложение» пользовалось таким спросом, что, если бы дело происходило бы летом, Бранн уже загорел бы как крестьянин. Было невозможно не признать, что план графини сработал. Если не в плане женитьбы племянника, то, как минимум, в плане вытаскивания его из дома. Он уже почти забыл, как выглядит мир при свете дня. Столько, сколько сейчас, он не гулял давно и, как ни хотелось возразить, но он понимал, что ему это нравится. Нравится видеть, как преображается город, готовясь к зиме. Как кружат рыжие и багровые листья, опадая с деревьев на брусчатку или в отражающие пронзительное небо лужи, где лавировали будто корабли. Как сереет хмурый залив, а над ним клубятся низкие свинцовые тучи. Как по ледяному небу проносятся стаи птиц, и где-то рядом раздаётся воронье карканье.
Жители тоже преображались. Закутывались в шали и плащи, становились сдержанней и уютнее. Тащили домой всякие припасы, чтобы наделать заготовок, пока ярмарки не опустели. Пили в закусочных душистый чай или грог, грели руки кружками и любовались низким солнцем. Украшали шляпки и петлички веточками рябин, а школьники тащили целые букеты из листьев на урок по прикладному искусству.
Бранн забыл, когда в последний раз видел всё это. Не так, походя, пока спешил из дома на приём или по делам, а по-настоящему. Чтобы заметить сияние брызг, когда велосипедист проедет по луже, вдохнуть запах палой листвы и увидеть, как их несёт ветром по мостовой, поймать лицом солнечный зайчик из окна соседнего дома, а следом паутинку.
То, что при этом приходилось сопровождать по магазинам толпу девиц, дело, конечно, омрачало. Но Бранн в какой-то момент понял, что втянулся, и уже не переживал так сильно — стал относиться проще. И сегодня это особенно помогло, потому что тётя, похоже, взялась за задачу его женить всерьёз. Все до единой клиентки так и эдак старались понравиться герцогу. И все, как и положено юным невинным девам, делали это совершенно неуклюже и слишком очевидно. Даже намёки почти слово в слово повторяли друг друга, и Бранн про себя делал ставки, в каком порядке леди уронит перчатку, скажет, что замёрзла и попытается лишиться чувств от вида чего угодно — как повезёт.
Когда одна юная особа зашла дальше остальных и прямо выразила своё восхищение мужским обаянием герцога, он не выдержал:
— О-о-о, леди, вы обманулись! Я отвратительный мужчина, у меня полно недостатков!
— Это какие же? — старательно захлопала она ресницами, похоже, уже примеряя в голове фразы, которыми будет его переубеждать.
— К примеру, я весьма требователен к женщинам, — начал он, чувствуя, что больше не может вести серьёзную игру. — Я бы хотел, чтобы моя будущая жена родила мне пятерых детей, и чтобы все пятеро были обязательно разного пола.
