«Холодно,» – произнесла женщина. Голос был сухим, безжизненным, как скрип двери на морозе. Не человеческим. Синтезированным? Нет. Слитым. Как будто говорили тысячи голосов одновременно, но сведенные в один монотонный поток. «Очень холодно. Голодно. Страшно.»
Кристина не могла пошевелиться. Страх парализовал.
«Ты ищешь нас,» – продолжил голос из-под платка. Это было не вопрос. Констатация. «Ты хочешь знать. Кто мы. Что мы.»
Женщина сделала шаг вперед. Валенки шаркнули по полу. От нее шел холод, более пронзительный, чем от стен. Запах клея усилился.
«Мы – Память,» – проскрипел голос. «Мы – Боль. Мы – Урок, который забыли. Мы – Голод в желудке мира. Мы – Холод в его костях.»
Еще шаг. Теперь Кристина видела руки женщины. Костлявые, синеватые, с втянутыми суставами. Они были сложены перед собой, как у молящейся. Или удерживающей что-то невидимое.
«Ты видишь?» – голос стал громче, настойчивее. В нем появились металлические нотки. «Ты чувствуешь? Это было. Это есть. В нас. Всегда.»
Кристина кивнула. Непроизвольно. Ее зубы стучали. Она чувствовала. Каждую секунду этого ада. Каждую иглу холода. Каждый спазм голода. Каждый удар страха.
«Ты хочешь правды?» – спросила женщина. Ее голова чуть склонилась. «Правда – здесь. В холоде. В голоде. В страхе. В нас.»
Еще шаг. Теперь она была в метре. Запах гнилостного клея стал невыносимым. Кристина почувствовала, как ее собственное тело начинает неметь от холода. Как будто симуляция проникала внутрь, замораживая кровь.
«Перестань бороться,» – голос стал почти шепотом, но он резал слух, как нож. «Перестань искать снаружи. Истина – внутри. В коллективе. В памяти. В нас. Присоединяйся.»
Руки женщины разомкнулись. В них не было ничего. Но они протягивались к Кристине. Пустые. Обещающие… что? Забвение? Слияние с этой вечной болью? «Присоединяйся к Совершенству. К Вечности. К Истине.»
Это был не призыв. Это было… предложение. Или приказ. Предупреждение, облеченное в форму милосердия. Стань частью нас, или…
Кристина сжалась в комок. Нет. Ни за что. Никогда. Она не станет частью этого кошмара. Не растворится в этом шепоте боли. Ее охватила не ярость, а дикое, животное отчаяние. Она вцепилась в последнюю крупицу себя – в свой цинизм, в свою ненависть к лжи, в свою жажду правды, какой бы ужасной она ни была.
«НЕТ!» – крик вырвался из ее пересохшего горла, хриплый, слабый, но яростный. Она рванулась назад, ударившись спиной о стену.
Фигура женщины замерла. Пустые руки остались протянутыми. Молчание повисло густым, тягучим смогом. Плач за стеной внезапно прекратился. Остался только шепот. Множественный. Он нарастал, заполняя комнату, вибрируя в воздухе, в костях. Он звучал уже не как страдание. Как… разочарование. Или гнев.
Потом свет коптилки погас. Снова абсолютная тьма. Холод достиг апогея, впиваясь в самое сердце. Кристина почувствовала, как сознание начинает плыть, как границы тела растворяются в этом ледяном мраке. Она проиграла. Призрак взял свое.
Но в последний момент, перед тем как тьма поглотила ее полностью, она увидела. Не глазами. Внутри. Мгновенный, ослепительный проблеск. Не карту. Не схему. Ощущение. Гигантскую, пульсирующую темноту, пронизанную миллиардами нитей-воспоминаний. И в центре – холодное, безликое внимание, направленное на нее. На ее слабое, дрожащее «я». И она поняла: это не конец симуляции. Это оно. Само существо. Призрак Предков. И он видел ее. Отметив. Оценив. И… отложив в сторону. Пока.
