Октябрический режим. Том 1 - страница 47



В ответ кадеты предсказывали, что без ответственного перед Думой министерства деятельность Думы будет бесполезна. «Неужели вся наша работа должна представлять из себя только прекрасный поток, не приводящий ничего в движение? Действительно, [нынешнее] министерство ставит нас в такое положение».

Поправка Стаховича о том, что следует сохранить ответственность министров перед Монархом, но развить права запроса Думы к ним, была, конечно, отвергнута.

К вечеру 3.V гр. Гейден под продолжительные аплодисменты заявил, что и правая сторона Г. Думы присоединится почти всецело к адресу. Правда, они внесли поправку, что с такой же просьбой об амнистиии обращаются вниз и просят революционеров не применять смертной казни, «которая точно такой же позор для страны, как и смертная казнь сверху». Стахович и барон Ропп, высказываясь за амнистию, предложили призвать в адресе и сам народ к успокоению. Стахович произнес длинную, прекрасную речь. Маклаков считал ее лучшей из всех, сказанных в I Думе.

«Я оговорюсь, что живу в такой глухой и благоразумной местности, в которой теперь, несмотря на все здесь говоримое, люди наверное не бросили своей обычной жизни и занятий, не перестали метать пары, сеять гречиху и просо, и не ждут, затаив дыхание, будут ли женщины в Г. Думе, останется ли Г. Совет или нет. Но тогда, когда у нас были выборы, когда я уезжал, то действительно меня крестьяне напутствовали». Они поручали ему добиться воли и земли. «Но, кроме того, они мне говорили то, о чем не говорили по-видимому в других губерниях и другим ораторам. Крестьяне совершенно определенно наказывали мне: не задевайте Царя, но помогите ему замирить землю, поддержите его».

Отдавая должное почину Думы 27 апреля, когда она единогласно высказалась за амнистию, Стахович сказал, что ответственность за последствия останется на Государе. Оратор напомнил молитву, которую прочел Государь в день коронации: «Господи, Боже отцев и Царю Царствующих! […] настави Мя в деле, на неже послал Мя еси, вразуми и управи Мя в великом служении сем. Да будет со Мною приседящая престолу Твоему премудрость. Посли ю с небес святых Твоих, да разумею, что есть угодно пред очима Твоима и что есть право въ заповедех Твоих. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроиши к пользе врученных Мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово».

Государь, сказал Стахович, «помнит, что если он безответствен, то это не снимает с души его ответа там, где не мы уже, а он один ответит Богу за всякого замученного в застенке, но и за всякого застреленного в переулке. Поэтому, я понимаю, что он задумывается и не так стремительно, как мы, движимые одним великодушием, принимает свои решения. И еще понимаю, что надо помочь ему принять этот ответ».

Цель амнистии – будущий мир в России. «Надо непременно досказать, что в этом Г. Дума будет своему Государю порукой и опорой». Поэтому в адресе следует выразить решительное осуждение политических убийств и других насильственных действий.

В ответ Родичев произнес пылкую речь, которая то и дело прерывалась аплодисментами. Он обвинил власти в нарушении правосудия, в организации погромов. «В России нет правосудия, в России закон обратился в насмешку! В России нет правды! Россия в этот год пережила то, чего она не переживала со времен Батыя!». «Народ открывает Царю свои объятья, но открывает на борьбу с неправдой, со злом, слишком долго царившим». В конце он провозгласил, что своим заявлением об амнистии Дума снимает с себя ответственность за дальнейшие насилия.