— Что ты себе вообразила? Как смеешь со мной разговаривать подобным тоном?
Нет, ну я таких наглых ещё не видела!
— Я? Я вообразила?! — задыхаюсь от возмущения. — Ты в своём уме? Ты всех нас бросил! Ты сделал свой выбор! Ты исчез на год! Как ты смеешь заявляться сюда и чего-то требовать?!
— Достаточно. Ты меня утомляешь. — бросает и движется к лестнице, как ни в чём не бывало. — Ари. Аристарх!
Нет, у него точно крыша потекла.
— Да нет здесь Аристарха. И Миланы нет! И Матео нет! Я тебе говорю, за год всё изменилось, а ты вместо того, чтобы нормально меня поприветствовать и поговорить, рогами упёрся в свою шизофрению!
— Надеюсь, скоро полночь и ты лишишь меня своего общества. — хмыкает, не оглядываясь.
Великолепно просто. Ну что же, пусть валит. Походит, посмотрит, может, его в шкаф засосёт, как Стефана на прошлой неделе, и я его несколько суток не увижу. Смогу привести мысли и чувства в порядок. Или его лучше сразу в подвал к Светлане Александровне?
Двери издают тихий скрип. Я оборачиваюсь к входу и вымученно улыбаюсь. Жнец был прав. За Магомедовым следовала душа.
— Привет. — говорю как можно мягче. — Меня Инна зовут, а тебя?
— Ааа… — тянет белокурый ангелок, — Анна. Мой папа здесь?
Девочка, лет десяти, не больше, смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых больше жизни и чувств, чем в треклятом божке.
— А как зовут твоего папу? — вытягиваю в её сторону руку и подавляю все чувства, разворошённые от недавней встречи с тем, кто не заслуживает их нисколько.
— Муслим. — тихонько отзывается, опасливо тронув мои пальцы. — Я его так ждала, так ждала…
Я не бог. Мне не дано видеть ни душу, ни прошлые жизни. Призраки, забредающие в мой мотель, могут быть кем угодно: злодеями, убийцами, величайшими умами или безумцами. Я не узнаю об этом, если они мне сами не расскажут. Когда дело касается взрослых, всё сложнее. Приходится выстраивать диалог и отвечать на вопросы, от которых у меня по-прежнему волосы встают дыбом. Но есть и такие, как Анечка, в жизнь и смерть которых не хочется вникать.
— Я отведу тебя к папе. — сглотнув вставший в горле ком, обещаю я. — Нам нужно будет подняться по лестнице, пройти по коридору и подняться на лифте… Ты любишь кататься на лифтах? Я любила, когда была маленькой. — заговариваю ребёнку зубы, чтобы она не уловила фальшь в моём голосе, и увлекаю за собой.
— Я люблю кататься на эскалаторе. — крепко сжимает мою руку своими холодными пальчиками.
— О да. Я тоже.
Не успеваем мы преодолеть лестницу, как тишину разрывает грохот и женский визг.
Ну-у, кто бы сомневался!
— Как ты посмел меня в гроб положить в этом сарафане?! Что за памятник ты мне поставил, скотина?!
Внутри всё холодеет. Голос управляющей разлетается по полупустому коридору, эхом отбивается от стен и гремит на весь мотель.
Кто её выпустил из подвала?!
Слышится звон битого стекла.
Я подавляю стон и опасливо кошусь на девочку, чью руку крепко сжимаю.
Вот и как её к лифту вести, спрашивается?
— Светлана Александровна, вы что творите?!
Дурдом. Дурдомище.
— Не бойся. Идём. — шепчу, заворачивая за угол.
Перед нами предстаёт ужасная картина. Магомедов у стеночки, растекающийся по полу и прижимающий руку к сердцу. Всюду осколки битых ваз и светильников. Разъярённая управляющая. Олька с Настей, подпирающие собой створки лифта, расположенного в конце коридора. Растерянный Стефан, пытающийся отвоевать очередную вазу, занесённую над головой Муслима, у Светланы Александровны.
