Про карусельщика Яшу, царя и нечистую силу - страница 4
Дьяк поклонился, неторопливо развернулся и прогулочным шагом направился к двери. Проводив его сердитым взглядом, царь сплюнул:
– Тьфу! Клоун. Доберусь я до тебя… – Когда государь начинал говорить о себе в первом лице, это означало, что его эмоциональное состояние перешло в зело неустойчивое положение и от него можно ждать крайне оскорбительного для окружающих поведения. Начальник Тайной канцелярии насторожился. Может, он и не был беспредельно умен, но наблюдательности в нем хватало с избытком. – Родственники у этого карусельщика есть, Никодим Иванович?
– Думаете надавить на Яшку через них? – Боярин хищно прищурился. – Есть, Ваше Величество. Мать преклонных лет. Правда, старуха глуха как пень и любит своего проходимца Яшку прямо-таки без памяти. А посему нужного нам результата мы не скоро добьемся.
– Да-а-а, – протяжно вздохнул царь, – мягко говоря, хреново мы еще воспитываем нашу молодежь.
– Прикажете казнить министра просвещения?
– А заодно и Аринкиного домашнего учителя? – не без сарказма спросил царь Михаил.
– Хорошо бы, Ваше Величество, – закивал головой Никодим Иванович. Он с детства отличался прямотой и простодушием. За что частенько бывал бит детьми боярскими. Но когда он подрос, а подрос он изрядно – три аршина в высоту, два – в ширину, то незамедлительно рассчитался со всеми своими обидчиками. Но был он незлобив, а посему, слегка поколотив супостата, он просто подтаскивал его к ближайшей сливной яме и сбрасывал туда под хохот и улюлюканье зевак.
Государь печально улыбнулся.
– Чтобы потом в Треклятом государстве в газетках написали, что у нас практикуются массовые казни?
– Они и так пишут, Ваше Величество. Нехай клевещут. У нас для них тоже камень за пазухой имеется.
Несмотря на всю свою незлобивость, Никодим Иванович по отношению к врагам Отечества и Его Величества был просто беспощаден.
В сопровождении Фомы в тронный зал вошел президент Его Величества академии всех наук Фридрих Карлович фон Махт. Он, как обычно, выглядел несколько мрачновато – черная широкополая шляпа, черный наглухо застегнутый сюртук… Правда, некоторое легкомыслие его образу придавали клетчатые черно-белые панталоны.
Шелковые чулки и туфли с перфорацией у президента академии тоже были черными. Что, собственно, говорило, о его мрачном восприятии мироздания. Мудрецы, конечно, не относятся к окружающей их действительности столь однозначно, но неглупые люди частенько позволяют себе иметь подобное мировоззрение.
На длинном носу Фридриха Карловича сидели круглые темные очки, а в правой руке он держал трость с бронзовым набалдашником в виде оскаленной морды волка.
– Приглашаль за мной, Ваше Величество? – склонился президент академии в легком поклоне. Шляпу перед государем он не снял, поскольку недавно за некую секретную услугу, о которой не знал даже начальник Тайной канцелярии, получил сию высокую привилегию.
– Да, Федя, вызывал. Тут у Нашего Величества возник один политический вопрос. Вопрос крайне… – Государь замолк и строго посмотрел на дьяка. – Фома покинь помещение.
– Ваше Величество! – с сыновьим упреком воскликнул дьяк.
– Брысь, холоп! – указал Фоме пальцем на дверь царь Михаил. – Надоел хуже горькой редьки.
– Я же помочь хочу, Ваше Величество! Одна голова хорошо, а две лучше.
Никодим Иванович пригладил огромной ручищей окладистую бороду.
– Желаешь, друг сердечный, чтобы у тебя и одной головы не было? Помнишь, как при дедушке нашего государя – земля ему пухом, в народе сказка про колобка народилась? Кто был, прости Господи, его прототипом? Дьяк Герасим. Али забыл?