– Да ну! – отрицаю я, – Севка вернётся, меня не найдёт. Что подумает?
– Он взрослый уже! – обернувшись, кивает Алёнка. Ставит на стол натюрморт.
Пробка с громким «Чпок!» покидает бутылку:
– Ага, девушка есть, – говорю.
– Приводил? – уточняет Алёна.
– Да нет! Он стеснительный. Сонька видела их во дворе, доложилась.
Мы садимся за стол. Подруга, разлив по бокалам вино, произносит:
– Итак, за что пьём?
Я размышляю недолго:
– За детей! Своих и чужих.
Алёнка хочет возразить мне, но машет рукой:
– За детей!
Её волосы собраны в аккуратную ракушку на затылке. Она даже зимой не носит шапок, предпочитая им капюшон. А моя волосня растрепалась от вязаной шапочки. Голова – моё слабое место! Так что и шапок – набор.
– И что? Ты планируешь с ним развестись? – подпирает она рукой щёку.
По дороге сюда я уже рассказала ей тезисно всё, чем «порадовал» день. О Романе, чья малолетняя шлюшка приходила ко мне на приём. О Левоне, который меня огорошил. Правда, не знаю, какая из двух новостей задела больнее.
– Ой, Алён! Представляешь, сначала обрадовалась даже, когда узнала про это. Ну, про эту Зою его! Думаю: «Господи, вот он и знак долгожданный». Подам на развод, пусть живёт со своей вертихвосткой. А потом…
Вспоминаю Левона, его виноватый, растерянный взгляд. И в этот момент понимаю, что боль от его новостей оказалась сильнее.
– Ты Левону ещё не сказала? – вопрошает подруга.
– Про что?
– Про развод.
– Нет, – усмехаюсь, – Зачем? Для него этот факт уже не имеет значения. Замужем я, или нет. Мы расстались.
– Это ты так решила! – стремится Алёнка меня поддержать, – А он нет! Вот увидишь, придёт.
– Как придёт, так и уйдёт, – говорю, откусив сырный ломтик, – Он с женой переспал!
– Вот скотина! – сокрушённо вздыхает подруга, – Как он мог?
Я бросаю в неё куском сыра:
– Алён, ну ты что, издеваешься? Мне же больно!
– Прости, дорогая, – берёт меня за руку, – Просто звучит так смешно.
Она улыбается.
– Мне не смешно, – я ворчу.
– Так, давай, – наливает вино по бокалам. Бутылка уже опустела на треть, – За что пьём?
– За всё хорошее, что осталось позади, – я, вздыхая, смотрю на вино, – А впереди у меня одинокая старость.
– Ой, ну всё! Началось! Прекращай! – возражает Алёна, – Мы тебе мужика найдём, покрасивше Левона. И побогаче Окунева. Ты у нас девушка в самом соку!
– Да, да, да, – отвечаю с унынием, – Разведёнка с прицепом.
– С каким прицепом? – щебечет подруга, – Севка вон твой уже взрослый. Гляди, скоро сам женится. А Сонька! Да такому прицепу кто угодно рад будет. Красотка, вся в мать!
– Да, сейчас очередь выстроится из мужиков, готовых взять меня в жёны, – в отличие от подруги я смотрю на жизнь здраво.
– А знаешь, может и к лучшему, что так всё сложилось, – мы пьём.
– Что именно? – хмыкаю.
– Ну, – продолжает подруга, – Наконец-то ты будешь свободна от всех обязательств. А с Левоном… Я, честно сказать, не верила в то, что вы будете вместе.
– Почему? – хмурю брови.
Алёнка, сняв свитер, оставшись в одной нижней маечке, машет рукой:
– Он поборник традиций! Грузин. Он и жену себе выбрал грузинку. А у них так не принято! Разводиться, брать в жёны другой национальности женщин.
– А! То есть брать в жёны не принято, а спать – это запросто? – поражаюсь я логике.
– Ну, ты видела эту Тамару? – распускает Алёнка ракушку из тёмных волос, пока я, следуя её примеру, снимаю мохеровый кардиган. Бросило в жар от вина, и охота раздеться.
