Вот только он хочет иного. Встаёт. Над столом нависает, как туча. Кулаки упираются, взгляд пригвождает меня к деревянному стулу.
– Детективщица хренова! – не разжимая зубов, цедит он. А после срывается с места.
Он раздеваться не стал. Ему проще. Минуя гардероб, он скользит мимо ширмы. Но решает нагнуться, прихватить с собой шарф. Его вязаный белый комок бахромы – это последнее, что я вижу внутри.
Дальше мой взгляд плавно перетекает к окну. Там длится то, что мне видеть не следует! Но я не могу не смотреть…
На фоне глубокой и пасмурной осени эта внезапная сцена, как взрыв. И вся серость в момент отступает. И Зоя стоит, пуховик нараспашку. И плечи её непритворно дрожат. Окунев медленно к ней приближается. Шарф, наброшенный им, продолжает висеть неподвижно. Он как-то неловко его поправляет на ней, заправляет края под одежду. Я вижу, как личико Зои к нему поднимается. Оба они словно видят друг друга впервые. Только тело, увы, не обманешь! И руки обоих уже сплетены. И она льнёт к нему, как любовница. А он обнимает её, как жену.
Я застыла. Замёрзла. Уже умерла? Ах, нет! До сих пор продолжаю гнать воздух сквозь лёгкие. Слышно только, как бьётся мой пульс в голове, и в груди. Дело в том, что я долго готовилась к этому. Каждый раз полагала, что это – конец. Представляла себе, как однажды, одна из любовниц придёт и заявит права на него. И вот! Наконец-то свершилось. Свобода. Он даст мне развод? Будет с ней. Дети взрослые. Можно! И я не люблю. А точнее, люблю не его. Но тогда… Почему? Почему мне так больно?
В этот день принимаю других пациенток. Теперь в каждой чудится Зоя! Её глазки «оленьи», наивные, скромные. Её личико, где нет ни одной, даже самой крохотной морщинки. Её губы, совсем без помады…
Стираю свою.
В кабинет осторожно стучат. Стук знакомый до боли. Кричу:
– Приём окончен!
– Разве? – внедряется голос Левона в измученный мыслями мозг, – Как жаль, – он заходит.
И я даже сейчас, спустя столько лет нашей близости с ним, трепещу, предвкушаю…
С Мамедовым мы познакомились, когда я вышла из декрета. После рождения Сонечки. К тому времени он уже полтора года у нас отработал. И был на хорошем счету! Помню, задел меня локтем. Я торопилась, а он изучал чью-то карту.
– Простите! – отвлёкся.
– Ничего, – я потёрла плечо.
В столовой он сел за стол, вместе с Володькой. Я после спросила у брата:
– Кто такой этот новый брюнет?
А Леон был брюнетом. Таким жгучим, горячим! Что женщины таяли, словно пломбир, стоило взгляду глубоких, пронзительных глаз, задержаться на ком-то из них. А они задержались на мне… Так надолго! Что я ощутила, как низ живота горячеет, слабеет, зудит.
– Что, понравился? – хмыкнул Володька. Он тогда ещё не был главой нашей клиники. Так, рядовым врачом. Но уже проявлял инициативу, – Левон про тебя тоже спрашивал.
– Серьёзно? – смутилась.
– Женат! – спешно добавил Володька, – Впрочем, – взглянул на мой безымянный, – О чём это я?
Я потёрла кольцо и подумала: «Чёрт с ним! Ещё не хватало ославить себя на всю клинику. Водить шашни с женатым. Ведь я не распутная баба?». Оказалось, распутная…
Как-то раз мне пришлось задержаться. Но не потому, что работы было много. Просто… Поссорились с мужем! Не хотела идти домой. Решила, пускай он побудет один, поревнует.
«Вот только к кому?», – промелькнула печальная мысль. И стоило ей появиться, как в мою дверь постучали. Вот также, настойчиво, но осторожно. Словно с опаской, боясь быть отвергнутым мною, вошёл он… Мамедов Левон. Темноглазый, высокий, с глазами, которые смотрят не на тебя, а в тебя. Просто внутрь! И как бы ты не заслонялась, от них не уйти.
