– Простите, Маргарита, я вам помешал? Проходил мимо, вижу, свет горит в кабинете. Решил, что вы здесь, – низкий бархатный голос, под стать, произнёс моё имя, как ласку.
Я одёрнула кофточку. Халатик уже был повешен в мой шкаф.
– А я здесь… Заработалась! – бросила взгляд на свой стол, где лежал мой смартфон. На экране которого стыдно горела страничка соцсети.
– За вами приедут? – спросил он.
– Что? – удивилась я, – Нет! Я сама. На машине.
– Вы водите? – застыл он у двери.
– Вожу, – усмехнулась, – Правда, не слишком люблю это делать! Сегодня, к примеру, хотела оставить машину, пройтись.
К слову, тогда было лето. Но в августе ночи уже не такие горячие, как в июле. А та ночь была горяча! И даже дома, лёжа в постели, я вспоминала горячие руки Левона. То, как он жадно сомкнул свои губы вокруг ореолы соска. То, как трогал меня под одеждой.
Мы переспали в тот вечер. Мне было так стыдно потом! Но, однажды войдя в мою жизнь и… в меня, он повторял это снова и снова. И с каждым разом наш секс становился всё более близким, понятным. Как само собой разумеющееся! Как потребность в еде, мы нуждались друг в друге. Несмотря ни на что. На жену, которую он привёз в Петербург из Батуми. На его семилетнего сына, Артурке тогда было семь. На мою Сонечку, всего лишь на год его младше. И уж тем более, на Окунева, чьё мнение на тот момент тревожило меньше всего…
– Я разве вам позволяла войти? – изображаю саму неприступность. Встаю, оправив халатик и вздёрнув лицо.
Левон приближается, на ходу избавляя себя от халата. Неспешно, зазывно снимая его. Я испуганно пячусь.
– Левон! Ты закрыл кабинет? – позади меня стол.
Он, опомнившись, быстро идёт, закрывает замочек:
– Так соскучился сильно, забыл обо всём!
И опять… Его руки на теле. Щетина царапает кожу, дыхание жаром горит на щеке.
– Моя дорогая, скучал! Я безумно скучал, – шепчет он, раздевая, сжимая попутно всё то, что пока недоступно ему в голом виде.
– Левонушка, Лёва, ммм, да, – раздвигаю я ноги, давая ему всю возможную власть над собой.
Он вторгается! Крик гаснет в страстном объятии. В сладком, влажном цветке наших губ. Он внутри. Я – его. И плевать на другое. Пускай Окунев трахает шлюх! Пусть рожает детей. Мне плевать! Я уйду от него. Я уйду, чтобы стать Маргаритой Мамедовой.
Мы давно так решили с Левоном. Что разведёмся вдвоём. Он с Тамарой давно не живёт и не спит. Мы с Ромуликом тоже живём как соседи. Дети? Мой старший подрос. А у Сони сейчас на уме одни шмотки, косметика и пресловутая женская дружба. В идеале, конечно, хотела дождаться ещё, пока дочь подрастёт. Всего-то пять лет до её совершеннолетия. Мы с Левоном ждём дольше! Уже семь лет нашей тайной любви.
Но раз так получилось. Раз Окунев решил «сострогать» себе новых детей, то пусть катится к той, кто дороже меня. Пусть берёт её в жёны! А я? Наконец-то начну всё с нуля…
– Русалочка, ты чем-то расстроена? – трётся Левон о мою покрасневшую щёку.
Я у него и Русалочка, и Ариэль, и Незабудка, потому, что «забыть не могу». Вот только Марго, Маргаритка называть себя запрещаю! Так называл меня Окунев. Так можно только ему.
– Да так, пациентки тяжёлые. Все норовят сделать аборт, – отвечаю, ища свои трусики. Нахожу на полу. Зацепились за ножку стола. И решаю засунуть их в сумочку. Не надевать же теперь!
– Ты не сможешь их всех убедить, моё солнце, – Левон благодарно целует меня, – Но попробовать стоит.
