Читать онлайн Лилиан Марлоу - Шёпот за спиной. Сборник

Глава 1. Обычный день

Это должен был быть самый обычный день. Без изъяна – в своей скуке. Вторник. Даже слово звучало утомлённо. Не конец недели, не середина. Вторник – как забытая нота на полях партитуры.

За окном мелко моросило, дождь барабанил по подоконникам, как будто кому-то хотелось наиграть угрюмый, бесконечный ритм уныния. Небо затянуло тусклой, свинцовой пеленой – ни просвета, ни тени солнца. Воздух казался тяжёлым, вязким, будто его кто-то пропитал тоской. Люди на улицах прятались под зонтами, сутулились и спешили, как будто за их плечами сидело что-то холодное и тяжёлое, приказывая не оборачиваться.

Энтони Хилл вглядывался в своё отражение в оконном стекле автобуса. Он казался себе совершенно обычным. Ни выдающейся внешности, ни бешеной харизмы. Парень в очках, чуть взъерошенные тёмные волосы, мешковатый свитер, который давно потерял форму, и шарф, вечно сползающий с плеч. Обычный школьник. Разве что… немного не отсюда.

Он и сам это чувствовал. Пока одноклассники слушали рэп и играли в приставки, он листал книги о Шопене, Берлиозе, Малере. Коллекционировал винил, как другие собирают карты. Спал под шум старого граммофона. Его комната больше напоминала странный, запылённый музей, где времени будто не существовало.

На стенах – пожелтевшие афиши старинных концертов, портреты композиторов с серьёзными, усталыми лицами. У окна – пианино с потёртыми клавишами и чуть расстроенным звучанием. На полу – стопки нотных листов, некоторые – с каракулями прошлого века.

– Энтон, ты снова пропустил остановку, – буркнул водитель, глядя в зеркало.

– Простите… – Энтони спешно собрался и вышел на тротуар, вдыхая запах дождя и мокрого асфальта.

Библиотекабыла его убежищем. Тихое, прохладное место, где время замедлялось, как будто каждая страница в книге служила якорем для реальности. Здание, построенное ещё в конце XIX века, скрипело под собственным весом, а лестницы всё ещё хранили следы тысяч ног, прошедших по ним за десятилетия.

Внутри пахло пылью, старой бумагой и… ментолом. Это был фирменный запах миссис Грейсон – пожилой библиотекарши, с тугими седыми кудрями и глазами, в которых всегда мерцало что-то мудрое и чуть насмешливое. Она знала не только, где лежит нужная книга, но и когда ты на самом деле хочешь найти что-то совсем другое.

– Энтони, – сказала она, как только он вошёл. – Ты по школьному проекту, да?

– Да. Нам дали тему – малоизвестные композиторы девятнадцатого века. Я думал начать с…

– Нет-нет, – перебила она, медленно повернувшись к нему. Её голос стал вдруг тише, глуше, будто сквозь вуаль. – Попробуй заглянуть в архив. Там есть… кое-что интересное.

Она сделала ударение на последнем слове, будто знала, что именно он найдёт. И в её взгляде мелькнуло нечто странное – почти тревожное.

Энтони удивлённо моргнул, но кивнул. Он привык, что с миссис Грейсон порой происходило что-то… необъяснимое. Как будто она жила не только в библиотеке, но и за её пределами – в каком-то другом, полускрытом измерении, доступ к которому был только через старинные книги и взгляды, полные недосказанности.

Архив находился в подвале. Спускаясь по узкой лестнице, Энтони почувствовал, как температура меняется. С каждым шагом вниз становилось всё прохладнее. Влажный запах плесени вперемешку с чем-то ещё… как если бы воздух сам хранил воспоминания, забытые звуками и тенями.

Флуоресцентные лампы едва мерцали, как будто им не нравилось находиться здесь. В дальнем углу помещения стояли высокие металлические стеллажи, покосившиеся от времени. Табличка на одном из них была написана от руки: «НЕ ТРОГАТЬ. АРХИВ». Её, похоже, никто не обновлял лет тридцать.

Энтони замер. Он знал, что не трогать – значит обязательно посмотреть.

Он встал на цыпочки и вытянул руку, ухватившись за пыльную верхнюю полку. Кончиками пальцев он нащупал тонкую папку, обёрнутую в плотную, шероховатую обложку. На ней, сквозь слой пыли и паутину времени, проступали едва различимые слова:

«Symphony for the Silent Shadows»

Симфония для безмолвных теней.

Странное название. Странное и пугающее. Оно звучало… как предупреждение. Или как приглашение.

Папка оказалась удивительно холодной на ощупь, будто пролежала во льду. Когда Энтони взял её в руки, ему на миг показалось, что вокруг стало тише. Даже капли дождя на трубах и шорох вентиляции – всё будто замерло.

Он посмотрел на корешок. Бумаги внутри были старые, пожелтевшие. Какие-то ноты, страницы с неразборчивыми пометками чернилами. Местами – фразы на латыни, куски текста, написанные почерком, который будто бы спешил, боясь быть прочитанным.

В его голове неожиданно зазвучала мелодия. Тихая. Почти неразличимая. Она не исходила из папки – она была где-то внутри него. Как будто кто-то осторожно касался клавиш пианино прямо у него в сознании.

Энтони не знал, почему, но по его позвоночнику пробежал холодок. Он понял – этот вторник уже не будет обычным.

И он только начал.

Глава 2. Эти ноты не должны звучать

Дождь не прекращался до самого вечера. Он словно сговорился с небом и стекал по стеклу длинными струями, будто кто-то медленно царапал оконное стекло когтями. Энтони сидел в своей комнате – в том самом пространстве между временем, в котором уживались пианино с облупившимися клавишами, граммофон с ржавой ручкой и портреты композиторов, уставившихся на него с укором.

Он разложил перед собой то, что принёс из подвала библиотеки. Папку. Странную, почти ледяную на ощупь. Внутри – ноты и листы с символами, которые не поддавались пониманию.

Бумага была не просто старая. Она выглядела так, будто пережила пожар, наводнение и чью-то злобу. Пожелтевшие края, следы гари, надорванные углы. Почерк – неразборчивый, будто бы написан не рукой, а когтями, с нажимом, с неестественным напряжением, как если бы сама бумага сопротивлялась тому, что на неё наносят.

Энтони склонился ближе. Слова были… чужими. Они не принадлежали ни одному из известных ему языков – не английский, не французский, не немецкий и даже не латынь. Буквы сплетались в завитки, словно тянулись друг к другу, образуя нечто большее, чем текст. Как будто сами строки дышали – изгибались, покачивались, жили своей тенью.

– Просто ноты, – пробормотал он, отмахнувшись от нелепого чувства, будто за ним кто-то наблюдает. – Всего лишь музыка…

Он положил ноты на подставку пианино. На миг его рука дрогнула. Что-то в глубине души кричало, не делай этого. Но желание услышать мелодию пересилило. Музыка всегда была его способом почувствовать контроль над хаосом. До сегодняшнего дня.

Он сел. Закрыл глаза. Глубоко вдохнул. И ударил по первым клавишам.

Звук получился глухим, нестройным. Пианино, как будто от неожиданности, «закашлялось» – дребезжащий аккорд, с провалом на одной из клавиш. Энтони поморщился. Он привык к его капризам, но на этот раз звук был… не таким. Как будто инструмент что-то чувствовал.

Он продолжил.

И вдруг – будто кто-то сжал его грудную клетку изнутри. Воздух стал плотным, как перед грозой. Комната изменилась. Почти незаметно, но ощутимо. Звук… он стал меняться.

Казалось, он больше не принадлежал пианино. Он стал объёмным. Гулким. Тяжёлым. Будто исполнялся не здесь, а где-то в подземном, мраморном зале, где стены поглощают свет и отдают только эхо.

По спине Энтони побежали мурашки. Волна холода прошлась по его плечам. Он почувствовал… присутствие. Что-то изменилось за ним. Не рядом. Не в комнате. За спиной.

Он резко повернул голову.

Никого.

Но – зеркало.

В зеркале – его отражение. Пианино. Комната. Всё так, как и должно быть… почти.

На первый взгляд – ничего особенного. Но сердце Энтони ухнуло в живот, когда он заметил её.

В углу зеркала, как будто проявляясь из водяного пятна, расплывалась фигура. Женская. Высокая. Тонкая, как пересохшее дерево. Волосы – длинные, спутанные, свисали тяжёлыми прядями, напоминая морские водоросли, облепившие её лицо. Лицо…

Его не было. Там, где должны быть глаза, нос, губы – только гладкая, светлая поверхность. Пустая маска. Без эмоций. Без глаз. Но он чувствовал – она смотрит прямо на него.

Энтони отшатнулся, стукнувшись плечом о пианино. Пальцы соскользнули с клавиш, но музыка не прекратилась. Она продолжала звучать. И чем дальше – тем громче. Всё более чужая, всё менее похожая на то, что он играл.

– Кто ты?.. – прошептал он, не сводя глаз с зеркала.

Женщина в отражении двинулась. Плавно, неестественно. Она приоткрыла рот. Но из её уст не вырвалось ни слова. Только… тишина. Глубокая. Режущая. Как если бы она говорила на языке, который не может быть услышан.

Энтони попытался оторвать руки от клавиш – не смог. Его пальцы двигались сами. Словно по ним текла невидимая сила, управлявшая каждым нажатием. Он будто стал инструментом. Пианино играло им.

С каждой новой нотой что-то в комнате начинало искажаться. Портреты на стенах потемнели. Лица композиторов исказились, как будто кто-то размазал краску. Из граммофона послышался шорох, словно старая пластинка вращалась сама.

– Хватит… – выдохнул Энтони, в глазах у него проступили слёзы.

Он не знал, молится ли он, или просто зовёт на помощь. В груди нарастал ужас – не паника, а что-то глубже. Первобытный страх. Как будто он нащупал стену реальности и понял, что за ней – нечто гораздохуже пустоты.

И тут – всё прекратилось. Внезапно. В одно мгновение. Музыка оборвалась, словно кто-то перерезал нить. Тишина – но теперь не спокойная, а нагнетающая.

В зеркале – пусто. Только он. Один. Но ощущение… не ушло. Оно осталось.

Энтони медленно опустил руки. Они дрожали. Пот заливал лоб. Всё внутри него вопило: сожги эти ноты. Сейчас же.

Но он только сидел. Смотрел в зеркало. И знал: что бы он ни сделал… эта мелодия уже прозвучала.

И она не должна была звучать.

Глава 3. Они возвращаются

На следующий день мир словно продолжал играть в ту же тональность.

Дождь всё так же стучал по крыше, как метроном, отсчитывающий что-то тревожное. С каждым ударом капель по стеклу Энтони чувствовал, что время здесь стало другим – не линейным, а зацикленным, как проигрываемая по кругу пластинка, застрявшая на одной жуткой мелодии.

Он проснулся резко, будто кто-то толкнул его изнутри.

Тело покрылось липким потом. В ушах – отголоски той самой мелодии. Он не мог вспомнить, что ему снилось, но внутри – стойкое чувство: он не был один.

Комната встретила его тишиной. Глухой и вязкой, как воздух в склепе. Пахло… чем-то странным. Старой бумагой. Гарью. И металлом. Он сел на постели и сразу увидел это.

На письменном столе лежала партитура. Новая. Но – старая.

Очень старая.

Та же жёлтая, пересушенная временем бумага. Та же обожжённая окантовка. Те же нечеловеческие символы, что и на первой. Завитки, сплетения, странные изгибы букв – будто язык, созданный не для глаз, а для памяти теней.

Он замер.

Он не приносил её домой. Он был уверен. Он оставил ту папку в ящике. Он даже запер её. Закрыл, как страшную сказку, которую больше не хочешь перечитывать.

Но ноты – были здесь.

Как будто они сами нашли его.

Энтони встал, будто под чьим-то незримым взглядом. Он чувствовал: его действия больше не подчиняются воле. Его тянуло вперёд. К пианино.

Он сел. Не сопротивляясь. Как будто в нём больше не было силы сказать «нет».

И начал играть.

Он даже не взглянул на ноты. Музыка уже звучала в его голове. Как будто она всегда там была – просто спала. Его пальцы двигались легко, механически. Каждое нажатие клавиши – словно команда. Приказ. Открыть. Разбудить. Позвать.