Они одновременно обернулись.
Окна дома загорелись.
Но не жёлтым, не тёплым.
Красным.
Глубокий, тревожный, как сигнал воздушной тревоги. Окна светились, будто горели изнутри, но не пламенем, а каким-то нечеловеческим пульсирующим светом. Как глаз.
И тогда она вернулась.
Музыка.
Без пианино.
Без клавиш.
Без нот.
Без дирижёра.
Она шла изнутри стен. Сквозь кирпич, бетон, стекло и плоть. Она заполняла пространство, как вода заполняет раковину. Она не игралась – она жила. Дышала.
И снова звучали те же ноты. Извращённые, искажённые, но узнаваемые. Пульсирующие. Они несли в себе призыв.
Энтони шагнул назад, стиснув голову руками.
Он слышал в этой музыке слова.
Они не закончатся…
…пока я не закончу.
Глава 10. Последняя нота
На следующий день они проснулись ещё до рассвета. Если это вообще можно было назвать сном.
Энтони лежал, уставившись в потолок.
Тревор сидел в углу комнаты, завернувшись в одеяло, будто оно могло спасти от того, что они пережили. На его лице – пустота. Та, что бывает у солдат после боя. Он молчал. Ни одной шутки. Ни одной фразы. Даже взгляд был другим – не внешне, а в самой сути. Он больше не мог делать вид, что это «просто жуткая история». Всё стало реальным.
Энтони встал. Медленно. Без эмоций. Как человек, который принял приговор.
Он знал, что делать.
Завершить симфонию.
Он не знал, станет ли от этого лучше. Не знал, спасёт ли это хоть кого-то. Он знал только одно: музыка не отпустит его, пока не будет сыграна до конца.
И чем дольше она звучит в недрах его разума – тем меньше от него остаётся.
Они вернулись в библиотеку. Здание казалось другим. Тише. Пустым.
Мисс Грейсон не было.
Тревор постучал по двери её кабинета. Никто не ответил. Энтони толкнул дверь. Она открылась с тихим скрипом. На столе лежала одна-единственная папка. Пыльная. Словно её никто не трогал много лет. Хотя они были здесь вчера.
На обложке – знакомая надпись. Только теперь – с добавлением:
"Symphony for the Silent Shadows"
Завершить— ключ к свободе.
Тревор наклонился, прочёл вслух и пробормотал:
– Ключ к свободе?.. Может… если её доиграть, они уйдут? Освободятся?..
Энтони стоял молча. Потом сказал тихо:
– Или… выпустятся.
Слова повисли в воздухе, как лезвие.
Но другого выбора не было.
Он взял папку. Почувствовал, как его пальцы обожгло, будто бумага была накалена изнутри. Но он не отдёрнул руку.
Теперь это его музыка. Его путь. Его конец.
Они вернулись домой. Внутри всё было настолько спокойно, что это казалось ненормальным. Как перед бурей. Как перед смертью.
Тревор остался с ним.
Он не говорил, что это глупо. Не пытался остановить. Он просто был рядом. Смотрел. Молча. Тяжело дыша.
Энтони сел за пианино. Пальцы дрожали, когда он раскладывал страницы.
Ноты были другими. Глубже. Темнее.
Каждая строчка словно жила, как если бы бумага дышала – издавала еле слышный треск, как кожа при ожоге.
Тени уже были здесь.
Они ждали. Молчали. Шевелились. Некоторые сидели на полу, как публика в зале. Некоторые стояли у стен. Некоторые прятались в углах. Но все смотрели на него.
Их рты шептали – без звука, но он слышал:
– Играй…
…играй…
…играй…
Он сделал глубокий вдох.
И начал.
Сначала – медленно. Как будто рука вонзалась в лед. Каждый аккорд отнимал часть силы. Каждая нота – как выдох.
Звук был неестественным. Громкий, гулкий, как в соборе. Хотя он сидел в гостиной.
Затем – быстрее. Резче. Мощнее.
Симфония вырывалась наружу.
Живая. Дикая. Чудовищная.
