Тревор рухнул на крыльцо, задыхаясь. Энтони стоял, едва держась на ногах. Он чувствовал, как дрожит всё тело.
Но главное – музыка прекратилась.
По крайней мере, пока.
И всё же… в затылке у него всё ещё звучала последняя нота.
Она не хотела уходить.
И в глубине души он знал:
Это ещё не конец.
Это только антракт.
А настоящий концерт – впереди.
Глава 9. Выход? Нет.
Они вылетели на улицу, как будто дом сам выплюнул их.
Тело Энтони скользнуло по ступенькам, он едва удержался на ногах. Тревор, споткнувшись, схватился за перила, тяжело дыша, будто только что вынырнул из чёрной воды.
Дождь лупил по лицу с такой яростью, будто хотел смыть с них сам воздух изнутри. Капли были ледяными, как битое стекло. За считанные секунды одежда промокла до нитки, и холод впился в кости.
Воздух был неестественно ледяным, как в морозильной камере. Даже в самый промозглый день осени не бывает такого холода. Энтони ощутил, как кожа на пальцах теряет чувствительность, но это казалось мелочью на фоне того, что творилось у него в голове.
Он стоял, пошатываясь, как будто его выкинули из движущегося грузовика. Сердце бешено колотилось, в ушах всё ещё звенело, мышцы дрожали, а мысли скакали, как сбежавшие ноты по обрыву партитуры.
Сзади раздался голос – сломанный, захлёбывающийся:
– Энтони… ты видел это? – прохрипел Тревор, глядя на дом. Его зрачки были расширены, лицо – бледнее, чем луна.
Энтони кивнул.
– Да. Видел.
Он посмотрел туда же – на их дом. На внешне обычный, двухэтажный коттедж, окна которого теперь были абсолютно чёрными, как нарисованные. Никаких отражений, никакого стекла. Только темнота, как будто за ними нет ни комнаты, ни света – только пустота.
И тут он почувствовал. Ужасающее, ползучее ощущение в пальцах.
Он опустил взгляд на руку – и застыл.
У него в ладони остался лист партитуры.
Тот самый. Он не помнил, как он попал туда. Возможно, он сжал его машинально, вырвав из вихря, возможно – он сам прилип, будто хотел выбраться вместе с ним.
Он дрожащей рукой уронил лист на землю. Бумага с тихим шлёпаньем упала на мокрый асфальт.
И тут – шипение.
Как будто бумага была не бумагой, а чем-то живым.
Она задымила, хотя огня рядом не было. Поверхность листа начала темнеть, морщиться. И прямо на глазах проступила надпись. Медленно. Будто чернила сочились изнутри, пробивая слои бумаги.
«Не закончено.»
Дождь не смывал её. Она будто была выжжена.
– Назад! – выпал Энтони, сделав неуверенный шаг.
В ту же секунду – громкий визг тормозов.
Сзади, из темноты, на них едва не наехала машина. Фары ослепили, брызги грязной воды ударили в ноги. Из окна высунулся разъярённый водитель, крича:
– Вы что, с ума сошли?! Посреди дороги, в чёртову бурю!
Но Энтони не услышал его. Он не чувствовал страха – только онемение. Как будто мир вокруг стал второстепенным, как декорация в плохом спектакле.
Тревор схватил его за плечо и сдавленно прошептал:
– Энтони, чувак, послушай. Мы должны разобраться. Это нельзя оставить. Надо… сжечь эти ноты, все до последней! И выяснить, откуда они. Кто этот Элридж? Этот композитор? Может, есть ещё кто-то, кто знает правду. Есть же архивы, записи, газеты – хоть что-то! Мы найдём это! Мы остановим это!
Энтони медленно повернулся к нему.
Его губы дрожали. Голос был тихим.
– Это… не просто музыка, Трев. Это что-то другое. Это что-то… что ждёт.
Он хотел сказать больше, но в этот момент за их спинами вспыхнул свет.
